«ИВАН СУСАНИН» 1812 ГОДА.

Впрочем, существует ещё одна версия данного рассказа, которая ставит под сомнение «классовую принадлежность» самого героя. Согласно данному варианту, упомянутый французский отряд «захватил в плен помещика Семена Силаевича Воеводскаго, от котораго старался узнать дорогу в Белый. Но ни угрозами, ни истязаниями, командующий отрядом не мог добиться от него указаний... Воеводский говорил, что гати не существует, дороги непроходимы и в Белом много войск, оставленных для охраны магазинов... Побуждаемый французами, Воеводский указал им совершенно непроходимую дорогу, причем уверял, что при входе в лес находятся вооруженные крестьяне... Отряд, пройдя несколько времени, убедился в непроходимости дороги и с трудом отступил обратно. Воеводский же, сговорившись с одним крестьянином, знавшим хорошо места около Свицкаго моха, бежал из плена».[11]

Так, можно сказать «испарился» образ героя-крестьянина, «оставив в осадке» героя-помещика.

Между тем, псковский губернатор известил П.Х. Витгенштейна и Александра I «о движениях неприятельских на Торопец, Белой и Сычевку». 14/26 октября царь написал Витгенштейну, что, по сведениям партизан, части корпуса Виктора движутся из Смоленска к главной армии, «следовательно, все сие кажется должно удостоверить о несправедливости донесений, сделанных Псковскому гражд. губернатору или можно полагать, что неприятельския партии посланы единственно для отвлечения вас от предпринятых уже движений», чего император и опасался. Но на всякий случай Александр приказал генералу П.М. Волконскому, чтобы он составил из трёх уральских казачьих полков «отряд, подобный находящемуся под командою бар. Винцингероде и соединил с отрядом подполк. Дибича I, который был в Белом, а равно подкрепив себя из уездов Сычевскаго и Бельскаго внутренним их ополчением, иметь ему свои партии в Белом и Торопце» и установить связь с корпусами Витгенштейна и Винцингероде. «Для подкрепления же г.-ад. кн. Волконскаго подчинен в его команду отряд, расположенный в Новгороде под начальством г.-м. Новака, в коем состоит 3 батальона 2-го Морского полка, 1 пешая рота, 1/2 конной роты артиллерии, а также Новгородское и С.-Петербургское ополчение до 6.000 чел.». 20 октября/1 ноября Витгенштейн ответил царю, что он был извещён об этой опасности, но имея точные сведения о корпусе Виктора, «те известия не полагал справедливыми». Он написал псковскому губернатору и великолуцкому маршалу, чтобы они не тревожились «неосновательными слухами», а сам продолжил преследовать противника. «Теперь уже наверное известно, — писал Витгенштейн, — что войск корпуса маршала Виктора в Торопце, Белом и Сычевке не находится и подполк. Дибич 1-й рапортует мне, что неприятель отступил 90 в. к Смоленску и он полагает, что сии движения были деланы для скрытия настоящаго направления его корпуса по случаю занятия нашими войсками Москвы».[12]

Весьма странное объяснение со стороны Дибича.[13]

27 октября/8 ноября Волконский писал Аракчееву из Осташкова: «Препровождаю целую историю г. Дибича, выдуманную о неприятельских движениях, которую он сочинял целую неделю и заставил меня послать к нему полковника Балабина, для узнания истины. Все что он писал, оказалось ложно и весьма большия вышли жалобы на него от Бельскаго предводителя». Эти жалобы генерал переслал полковнику Ивашинцову, присланному военным министерством для расследования инцидента, а отряд Дибича разоружил. Башкирские полки Волконский отправил к Витгенштейну, а сам ожидал подхода отряда Новака. «Поход сих войск, — писал он, — был может быть напрасен, но здешнее место довольно удобно для помещения войск». Однако Александр I был недоволен разоружением команды Дибича, и Волконский был вынужден 2/14 ноября объяснять Аракчееву, что «сие было сделано единственно для возстановления спокойствия в Бельском уезде, от разорения и грабительства Дибичем производимых». При этом он послал царю ведомости «о числе вещей им награбленных и у него найденных» и заявил, что местные обыватели «его не иначе почитают как разбойником или сумашедшим. Зная весьма Дибича, признаюсь весьма для меня удивительно как можно доверять ему какое либо поручение».[14]

Как видим, ложные панические слухи, переданные Дибичем, привели к значительной передислокации войск, а через много лет историки «раздули» масштаб подвига очередного «народного героя», который на поверку оказался дворянином. Механика фальсификации проста — чтобы придать вес «подвигу», раздувается масштаб якобы грозящей опасности. Во время самой войны такое случалось нередко.