Из блокнота Николая Долгополова. От Франсуазы Саган до Абеля

Ничего подобного! Бывший военный атташе и дипломат был представителем Верховного главнокомандования Советских Вооруженных сил при штаб-квартире союзников в Реймсе. Есть основания предполагать, что работавший еще до войны во Франции военный атташе Суслопаров руководил оттуда действиями нашей военной разведки в Западной Европе. Опытнейший человек, он моментально послал текст Акта о капитуляции в Москву — что с этим делать? И не получил оттуда ответа.

Но не поставить подпись советской стороны под документом было рискованно. Непонятно, к чему могло привести положение, когда СССР в отличие от своих союзников по-прежнему бы считался в состоянии войны с Германией.

Да, Сталин был разгневан, но причиной был не Суслопаров, а беспринципность Черчилля и Трумэна. И быстро показал немцам и американцам с англичанами, кто в доме хозяин, заявив: «Договор, подписанный в Реймсе, нельзя отменить. Но его нельзя и признать. Капитуляция должна быть учинена как важнейший исторический акт и принята не на территории победителей, а там, откуда пришла фашистская агрессия, — в Берлине, и не в одностороннем порядке, а обязательно верховным командованием всех стран антигитлеровской коалиции».

Союзники согласились. Воля страны, внесшей наибольшей вклад в разгром фашизма, была тверда и непоколебима. Спорили с Советами недолго, на серьезные возражения не решились. Тем более всю юридическую часть полностью оговорили еще в феврале в Ялте.

8 мая часть журналистов, вошедших в Берлин с 1-м Белорусским фронтом, была вызвана в штаб. Им предлагалось оставаться там до получения дальнейших указаний. Отец вспоминал, что шли до Берлина так быстро, так замучились во время боев, что многие тут же заснули. А он переживал. Полевая почта принесла письмо от матери: от младшего сына Коли никаких вестей.

Вечером 8-го их повезли. Некоторые бывалые, отлично ориентирующиеся определили, что приехали в Карлсхорст. Здесь всех предупредили: будете присутствовать при подписании Акта о безоговорочной капитуляции. Оказалось, что фотокорреспондентов больше, чем пишущих. Вопросов попросили не задавать, вести себя, как и подобает советским офицерам. Помещение, где будет проходить церемония, не такое большое, и толкотню там устраивать никак нельзя. От «Известий» и Совинформбюро их было двое — уважали. Отец сразу же договорился с другом — фотокором Жоржем (Георгием) Петрусовым: каждый делает свое, если возникнет борьба за место, им надо сделать так, чтобы прорвался Жоржик.

Но Петрусов прорвался сам. Занял в борьбе удобнейшую точку, и, по-моему, его фотографии самые удачные.

С отцом их связывала общая страсть: вместе ходили до самой смерти на балет.

А тогда, под полночь, в зал вошел главный победитель — маршал Жуков. Он сразу расставил все точки над «i». Если у американцев, возможно, и оставались какие-то сомнения, кто командует парадом, то после короткого вступления они мгновенно исчезли: «Мы, представители Верховного главнокомандования Советских Вооруженных сил и Верховного командования союзных войск, уполномочены правительствами антигитлеровской коалиции принять безоговорочную капитуляцию Германии от немецкого военного командования». Говорил маршал медленно, спокойно, в голосе — ни тени дрожи.

В зал ввели немцев. Кейтель держался поначалу хладнокровно, даже чересчур уверенно. Но Жуков несколькими командными движениями сбил с генерал-фельдмаршала спесь. Он, а не немец, был в центре внимания. Кейтель невольно подыгрывал Жукову.

Был момент, когда и Кейтель попытался привлечь к себе внимание. Жуков эту попытку подавил не глядя.

На всякий случай на помощь Жукову был отряжен вежливый полковник. Это он, стоя за спинами подписантов, подавал им бумаги и некоторым образом участвовал в процессе. Случись что, и полковник со своим блестящим знанием немецкого, французского, недаром учился в Сорбонне, смог бы быстро навести порядок. В роли армейского офицера выступал представитель внешней разведки Александр Коротков. В Германии до войны он работал и с легальных, и с нелегальных позиций. А когда началась Великая Отечественная, 23 июня 1941 года ухитрился в Берлине договориться с эсэсовцем и выходил из посольства в город: передавал деньги и радиопередатчики друзьям — агентам из «Красной капеллы».

В зале жарко, но никому до таких деталей не было дела. Поставили подписи Жуков, немец, англичанин Теддер, американец Спаатс и француз де Латр де Тассиньи. Кажется, и церемония шла быстро, а на подаренных Неустроевым часах было уже 9 мая. Отец с Петрусовым вспоминали, что все мелькнуло единой минутой.

Свершилось. Наступило счастье.

Как всегда, короткое. Отец еще был в Берлине, когда нагнало горе. Стенографистка из Москвы сообщила: ваш брат пал смертью храбрых под Кёнигсбергом. А мама болеет, приезжайте поскорее.

Мать горя и не перенесла.