Из блокнота Николая Долгополова. От Франсуазы Саган до Абеля

Но не в деньгах дело. Мы наращивали мускулы. Нас разделили по бригадам. Хиляки со всем присущим им бессилием имитировали строительство коровника, так и оставшегося к отъезду на уровне опалубки. Тех, кто поздоровее и повыше, отправляли на железнодорожные станции и полустаночки грузить-разгружать тяжеленный бут.

Я попал в число «поздоровее» и кое-что повидал. Целина была освоена, родина получила хлеб. Забыли о малом: постоянно выживать в палатках да бараках невозможно и при великом энтузиазме. С запозданием, однако взялись за строительство каменных домов. Требовались больницы, школы, детские сады… Мне кажется, с этим припозднились. И народ не слишком поверил, что скоро поблизости возникнут города-сады. Появилась возможность, и первыми рванули отсюда оставшиеся в живых ссыльные немцы и их выросшие здесь взрослые дети. Не хочу никого хвалить или осуждать. Жили по законам сурового времени в гиблом месте, которое сложно было как-то обустроить.

В Москву мы возвратились с пустыми карманами. Но с сознанием выполненного долга. Делали, что могли и как могли. И не наша вина, что умели немногое.

Давайте снова об Инязе. В конце третьего курса начиналась борьба за «работу с языком». Бродила по вузу нестареющая шутка о студенте-инязовце, бегающем по Москве в бесконечном поиске: «Есть ли у вас работа с языком?» Нигде и ничего не находилось и вдруг: «Есть! Приходите завтра же ко мне на почтамт, будете клеить марки». Тут выкручивались кто как мог. После занятий аккуратно посещали курсы «Интуриста». Обошли с гидами-профессионалами все приличные музеи, соборы, в которые только заглядывали иностранцы. Выучили по три-четыре важнейших маршрута по столице. И, понятно, могли даже в темноте ориентироваться в Мавзолее Владимира Ильича Ленина. По каждому этому объекту сдавали экзамены или зачеты только на английском. Большая морока! Зато со свидетельствами об окончании курсов нас с удовольствием брали в жаркую летнюю туристическую пору в «Интурист». Гости, особенно из США, тогда валили валом. А мы загребали по 100, иногда даже по 120 рублей в месяц, что было классной прибавкой к 35-рублевой стипендии. А самое главное — прибавляли в языке, поражая чинных наших преподавателей полупечатными выражениями и типично американской интонацией. После этого я вкалывал в Госконцерте, а затем и в Протокольном отделе Спорткомитета СССР.

Сначала ездил с американскими сборными по стране. Потом вдруг выяснилось, что подхожу и для поездок в зарубежье. Но какую для этого пришлось пройти школу! Протоколом Спорткомитета СССР руководил Михаил Степанович Мзареулов. Строжайший дядька-кавказец, не стеснявшийся в выражениях. Нас, переводчиков, расставлял по местам его зам — Рамиль, который не давал никому спуску, а уж сопливым, типа меня, и подавно. Я ездил, ездил и ездил, срываясь с занятий. Вот оно, счастье. Познакомился со спортсменами, которых видел лишь по телевидению. Гомельский, Сергей и Саша Беловы, Миша Коркия… — я их раньше боготворил, а теперь — вот они, и я с ними мчусь в автобусе по какому-нибудь Таллину на игру со сборной США.

В столице Эстонской Советской Социалистической Республики перед матчем сборной СССР с американцами почти весь зал поднялся, спев чужой гимн. А когда заиграли наш, все утонуло в свисте. Я, правоверный, возмутился, тотчас поделившись с Гомельским: «Александр Яковлевич, ну чего они нас так не любят?» На что едва ли не впервые в жизни получил откровенное: «А за что, Колюня, им нас любить? Чего такого хорошего мы им сделали?» Вопрос остался открытым. По-моему, было и немало хорошего.

С прекрасными нашими фехтовальщиками, яхтсменами, лыжниками, конькобежцами, пловцами, прыгунами в воду и ватерполистами работать было даже легче, чем с игровиками. Как же они были молчаливы и дисциплинированны.

В Москве к переводчикам относились строго. Да и каким образом отличить нас от фарцы, крутившейся вокруг иностранцев? Однажды в лучшем московском отеле, где Спорткомитет постоянно селил зарубежные делегации, нас с приятелем-переводчиком с настойчивой вежливостью попросили «пройдемте, пройдемте…». В офисе на первом этаже сидел хорошо одетый молодой парень, сурово потребовавший: «Ну, рассказывайте. Только, чур, голову мне не дурить». Мы и рассказали, что переводчики, работаем с иностранными фигуристами, иногда остаемся дежурить на ночь в штабном номере, специально для нас снятом сопровождающим (так это тогда называлось) товарищем Д. Парень нам сразу поверил, набрал телефон, и через пару минут перед ним уже стоял несколько растерянный сопровождающий. «Кузьмич, ты чего своих не представляешь? — Молодой парень был явно выше нашего строгого отставного Д. по должности. — Мои их знаешь за кого приняли?» Фронтовик Д. моментально извинился: «Забыл, забегались мы с этими фигуристами. Вы уж представьте своим. Да вы и на ботинки их посмотрите». Парень ухмыльнулся: «Больше не забывай. Считай, уже представили». Больше никогда нас в отеле не задерживали.