Из дневников и рабочих тетрадей

«...Я сговорился и пришел вчера, 13 июля, к 3-м часам дня в Большой Кремлевский Дворец, здание Верховного Совета СССР, подъезд 6, этаж 3, комната 6 с табличкой «Член Президиума Верховного Совета СССР»...

Он говорит, говорит, говорит, а сам смотрит на меня и, наверное, думает: «Зачем же он пришел ко мне?» Но говорить ему нравится, да и дел особых нет. Вот и не может остановиться. Почти без пауз переходит от одной темы к другой.

– Вы будете продолжать эту работу?

Я сказал о своем замысле романа о 20-м годе на Дону. Спросил, что он помнит о деле Думенко.

– Я помню немного. Знаю, что два человека – Ворошилов и Буденный – против реабилитации. Это была вражда между военными... Это бывает часто... Они до сих пор не могут примириться...

Я сказал, что работая в Ростовском архиве, в библиотеках, прочитал комплект газеты «Донская волна» за 18, 19 годы и прочитал там характеристику Сталина, данную белыми.

А. И. заинтересовался:

– А кто писал?

– Некий Черноморцев. Он, видимо, служил у нас, а потом перебежал к белым. У него там несколько заметок о разных советских деятелях того времени, действовавших на Дону, в Царицыне.

– Что же о Сталине?

– Очень лестно, и даже удивительно для 1919 года... Сказано, что – хитрый, коварный, умный, образованный. Что отличный администратор. Таких администраторов при царской власти почти не было... Что очень ловко и быстро съел всех соперников по Царицыну и стал там полновластным хозяином...

– Да, он был очень хорошим администратором... И – очень скромный... Никогда не выдвигался... На заседаниях Политбюро занимал второе место и предоставлял председательствовать – то Бухарину, то Рыкову... Вообще, он умел маневрировать, отступать, отсекать врагов...

– Уничтожать их, – подсказал я.

– Да, уничтожать и – сплачивать. Сплачивать тоже... Он очень уважал Гитлера. Восхищался тем, как тот уничтожил своих соперников – Рема и других... Я был удивлен: как можно восхищаться таким человеком?

– Кое-чему он у него учился...

– Да, учился у него, у Ивана Грозного... У персидского шаха...

Наверное, он испытал облегчение. Никакой личной просьбы не было. Я сказал, что, кажется, утомил его.

Через три минуты он встал и пожелал мне творческих успехов. Я разговаривал с ним 1 час 10 минут. Была половина пятого. Наверное, он с удовольствием говорил бы со мной до пяти...»

28 августа 67