«Три силы Европы – Католицизм, Протестантизм (Германец) и Славянство. Главная сила России – всецельность и духовная нераздельность миллионов народа нашего с монархом».
Рабство он называет единением! (Ю. В.)
По поводу мученической смерти унтер-офицера Фомы Данилова, Туркестанского батальона – не пожелавшего по велению хана принять ислам, Достоевский утверждает, что «мы бы это не сделали!» – то есть интеллигенция.
«Знаете, господа, надо ставить дело прямо: я прямо полагаю, что нам вовсе и нечему учить такой народ».
«Всякий великий народ верит и должен верить, если только хочет быть долго жив, что в нем-то, и только в нем одном, и заключается спасение мира».
«Меттернихи и Дон-Кихоты».
Утверждает, что Россия никогда не имела своих Меттернихов и Биконсфилдов.
«Наши Меттернихи всегда оказывались Дон-Кихотами».
Всяческое оправдание наших военных неудач. (Например, при осаде Плевны.)
Русское деликатничанье и европеизм. То есть – низкопоклонство.
Англичанин (член Парламента, корреспондент «Таймс») вел себя странно: вставал из-за стола в присутствии Великого Князя, сидел – когда все стояли... Попросил знакомого русского офицера помочь ему надеть пальто. «Тот удивился, пожал плечами, но – помог!»
Это есть – деликатничанье!
А нужно было – считает Достоевский – пожать плечами и отойти.
Рабье нутро Достоевского!
Англичанин – демократичен, прост, естественен.
Русский – полон тщеславия и комплексов старинного «местничества».
Вообще с Ф. М. Достоевским Ю. В. вел нескончаемый диалог. Пытался преодолеть его и... не смог. Иначе говоря, «пальто все-таки подал». Но это – отдельный разговор.
В 1973 году «Нетерпение» начал печатать «Новый мир». В жизни Ю. В. наступила пауза, и в эту паузу-брешь просыпалась шелуха повседневности. Семейные неурядицы, проблемы близких. Проблемы необходимо было решать. Иногда для этого приходилось обращаться с просьбами к неприятным людям или идти на телефонную станцию и дарить свою книгу начальнику.
Помню, пришел к нам старенький Игорь Ильинский. Пришел за экземпляром «Дома на набережной».
– Наверняка дети старика погнали, – сказал Юра, закрыв за Ильинским дверь.
Знал, как это бывает.
Публикация «Нетерпения» стала событием. Прошло несколько обсуждений, пришли одобрительные отзывы и от людей, чье мнение значило много (Н. Троицкий,[206]
Ю. Давыдов, И. Врачев[207] ) и просто от читателей (писем тоже важных, но по другим причинам).