Из дневников и рабочих тетрадей

«Как познакомился? В парикмахерской.

Ходил небритый, опустошенный... Из-за своих неудач. Еще Мопассан жаловался в письме к Флоберу на однообразие женщин, но это детали... Я брился. Ее ноги меня притягивали; 30 апреля. Первый матч в Москве. «Динамо» – «Пахтакор».

Я был очень оживлен, а я могу быть таким. Как один говорит: как интересно смотреть на тебя на бегах, как ты волнуешься! Стали шиться на «Динамо», подошли к буфету... Я отошел в сторону, денег у меня, кажется, не было, как всегда... Она ела ветчину, как положено, пила пиво... На трибунах было интересно. Пшеничников играл... Я, как женщину, прочитал ее всю. Она ахала, я смотрел на ее грудь, ее бедра касались меня...

Да, сюжеты тебе нужны. Чехов бегал, кричал: «Дайте мне сюжет!»

Один старик, 76 лет, беговик, ехал со мной в трамвае. Говорил:

– Поеду сегодня на Птичий рынок... В воскресенье там все рассчитываются: Мишке, Тришке...

В Тирасполе. Один ленинградец старик удивлялся:

– Вы Надсона читаете? Сколько людей ни спрашивал – никто Надсона не знает...

Подошел еще один хмырь. Дело было в ресторане легкого типа. Ему – под полтинник. Работает электросварщиком. Был в Бухенвальде у американцев. До войны играл в Сталинграде в футбольной команде. В Тирасполе женился, двое детей. И умерла жена. Старик показался ему «пришей-пристебай».

У нас, игроков, так бывает: хочет войти в долю, но не решается, боится, что его не возьмут. У нас называется: «Иду 20 коп!» или «Иду 30 коп!». Самая маленькая доля – 10 коп. Иногда можно сказать: «Иду до денег!» Или «Иду деньгами». А «До денег» – отдать, когда будут деньги. Может быть, через месяц или три месяца.

Это – игра в железку, в карты.

– Пробей ему макитру! Плачу 15 рублей!

(во время драки с грузинами)

– Твоя кличка: «Отвались!» – разговор блатных.

...Был такой футболист Дема. Демин. Классный был игрок. Он футбол делал. А тут иду мимо малого динамовского стадиона, а Дема стоит и через решетку смотрит, как в русский[97] играют. Про него забыли, никто не догадался – проходи, мол, товарищ Дема, бесплатно!..

Один раз у Никитских ворот беру четвертинку, а он говорит мне: «Да бери уж сразу целую! Я тут один дом знаю – там такой грибной супчик!» И правда, пошли. В переулке. Я говорю: «А бегать еще можешь?» – «Что ты! – говорит. – Еще как бегаю! Смотри...» И стал бегать по переулку туда-сюда. Раза четыре пробежал. «Видишь, – говорит, – не задыхаюсь. Потому что никогда не пью красное вино, только – белое!»

Умер он вдруг от сердца. Так же, как Гриня, как Соловей. Хоронили его хорошо. Все пришли. Говорили речи. Бобер говорил. Ну – Дема это история! Полтинника еще не было...»