Мы оделись, на улице подозвали кеб и отправились. Высадив Холмса у института, я поехал выполнять его поручение. Мисс Коутс я застал дома и был ею встречен очень приветливо. Однако я отказался посидеть у нее и побеседовать, предупредив только, что ей надлежит быть готовой, я заеду за ней с тем, чтобы доставить ее в Арктический институт. Времени до указанного срока было еще достаточно, потому я отпустил кеб и прогулялся по городу, размышляя, зачем Холмсу эта милая девушка понадобилась в институте. Он ведь мог пригласить к себе или, наоборот, навестить ее сам, дабы побеседовать в более непринужденной обстановке. Ответить себе на этот вопрос я не смог.
Кеб подкатил к Арктическому институту, и мы с мисс Коутс прошли в помещение, где обычно занимался Холмс. Кроме него там были Пентеркоффер, капитан Спрэг и четыре матроса. Все сидели на стульях и при нашем появлении приподнялись.
Холмс подошел к большому столу и обратился к присутствующим:
— Мисс Коутс, джентльмены! Вы все оторвались от своих занятий по моему приглашению. Над всеми нами нависла тайна, угнетающая каждого из нас. Мы сейчас, с вашего разрешения, попытаемся снять покров этой тайны, выяснить причины гибели прославленного полярного исследователя Коутса и его товарищей при их возвращении на базу. Расследование я вел по желанию дочери покойного, потому и считаю ее присутствие здесь необходимым. С вашего разрешения, мисс Коутс, я изложу сейчас все, что удалось выяснить в этой прискорбной для всех истории.
Я увидел, как все насторожились и застыли в ожидании. Мисс Коутс сидела рядом со мной. Она сильно побледнела и еле слышно выговорила:
— Да, да, мистер Холмс, очень прошу вас об этом…
Холмс поклонился ей и продолжал:
— Неоспоримым для всех обстоятельством, как непосредственной причины трагедии, на первый план выступает катастрофическая нехватка керосина, от которого зависела жизнь путников. Только с его помощью изможденные, замерзшие участники экспедиции могли обогреться в палатке и сварить себе пищу. Переходя от склада к складу, они находили хорошо закупоренные банки с керосином, но содержимого в них было значительно меньше, чем предполагалось. Возможны лишь два варианта: либо керосин исчез из банок во время его хранения, либо с самого начала в банках был недолив, что заставляло подозревать преступный умысел. Заполнение банок проводилось самими участниками экспедиции, и, таким образом, казалось невероятным, что по недосмотру, небрежности имел место недолив. Сэр Пентеркоффер предупредил меня о том, что искать виновника нет оснований. Более всего подозрений вызвали резиновые прокладки крышек, которые могли не выдержать мороза Шпицбергена, в результате чего керосин выпарился из банок при потере герметичности. Я отнесся к этому с должным вниманием. По распоряжению сэра Пентеркоффера прокладки были подвергнуты придирчивым испытаниям в морозильной камере. К нашему удивлению, они не потеряли эластичности и при температурах более низких, чем те, которые им пришлось выдержать на Шпицбергене. Это обескураживало следствие, оставляя большую вероятность умышленного недолива. Мне и доктору Ватсону пришлось побывать в Ливерпуле у мастера, который много лет изготавливает банки под керосин для Коутса. Выяснилось, что разлив керосина, ввиду спешности, проводился там же двумя лицами: молодым шотландцем Мак-Гиллом и помогающим ему матросом Джинджером.
Я глянул на сидевших рядышком моряков и заметил, как потемнело лицо одного из них: это и был Джинджер. Холмс обратился к нему:
— Скажите, Джинджер, что произошло между вами и Мак-Гиллом? Его мы сюда пригласить пока не имеем возможности, так как он еще не вышел из больницы.
Джинджер несколько путанно стал объяснять, что в процессе работы они несколько повздорили.
— Нет, Джинджер, вы не договариваете. Вам эта работа не понравилась. После обеда вы стали препираться с Мак-Гиллом, заявив, что вы моряк, нанятый капитаном Спрэгом, и не обязаны возиться со всякой вонючкой. А затем вы схватились с шотландцем, поставили ему синяк под глазом. Но он вас отлупил, и вы от него бежали, бросив работу. Ведь так?
— Это так, сэр, слишком он гнал меня в этой работе. Я и распалился, выпив за обедом.
— Да, вам некогда было соображать. Но вы затаили зло на Мак-Гилла и хотели чем-то отплатить ему за полученную взбучку.
— Ну, если даже и так, то ведь я ничего ему не сделал.
— Он, оказывается, ваше дезертирство огласке не предал, вашему капитану не пожаловался. Вы же на корабле старались избежать встречи с ним. Но от мести своей вы не отказались, и из-за вас Мак-Гилл оказался в больнице.
— Простите, сэр, всем участникам экспедиции, всем матросам хорошо известно, что он повредил себе ногу, сломав лыжу. Это все видели своими глазами. При чем же здесь я, бывший на палубе?