Читаем Из майсов моей Бабушки полностью

— Ну, твои же не портятся! Я туда соли чуть больше добавляла. Потом соседки приходили с мукой, просили тесто замесить. Так на этих квадратиках вся Комсомольская жила. А вас разбаловали, звёздочки им подавай!



Из майсов моей бабушки, или С сединою на висках

…Были версты обгорелые в пыли,Этот день мы приблежали как могли!..

Девятого мая, неслось из всех окон Алма-Аты. Я подскочил с кровати. Через два часа начнется парад, надо еще успеть покрутить антенну, чтобы настроить изображение. Я вышел на кухню. Ба сидела на табуретке и, сложив руки на коленях, смотрела на другую табуретку. Я подошёл сзади и посмотрел через ее плечо.

Куда она смотрит? На табуретке лежала похоронное извещение. «Ваш муж в 1942 г без вести пропал в Сталинградской области.» Ба, не моргнув, и даже не повернув головы:

— Оденься, сходи за хлебом.

Беспрекословно я натянул штаны и уже в дверях спросил.

— Ба, а какой он был, мой дед?

— Лысый, — ответила Ба

— Ты не поняла, характером какой — злой, добрый?

— Хороший, иди давай уже! Пока дождь не начался.

— Ба, какой дождь? Посмотри, погода какая.

Я выбежал за хлебом, в окне на первом этаже торчал наш соседский ветеран. С довольным лицом он пил пиво из чайной кружки, и за его спиной неслось не «День Победы» а,

Мои друзья хоть не в болонии, зато не тащат из семьи,А гадость пьют из экономии, хоть по утру — да на свои!

Орал Высоцкий из окна ветерана.

— С праздником Вас, дядь Саша, — поздравил я краснющее, довольное лицо.

— И тебя, кучерявенький.

Я побежал в магазин. День стоял, что называется, майский, пикировали ласточки, во всю цвела Алма-Атинская сирень, микровские пацаны гоняли в асыки и при этом орали, как резаные!.

По дороге встретилась нарядно одетая семья с цветами и очень серьёзными лицами.

«Наверное, в парк Панфиловцев собрались», подумал я.

«Вот, новый поворот», — насвистывал я. Не вытаскивая руки из карманов штанов, влетел в магазин. Глазами нашел огромную, привязанную бечевкой, вилку, надавил ею на буханку.

«Свежий, пойдет!» — обрадовался я, так как не надо было бежать в следующий магазин, потому что Ба страшно сердилась, если я приносил несвежий хлеб.

— Мог бы в другой хлебный сходить, лентяй.

На обратном пути я опрокинул маленькую кружку кваса у квасной жёлтой бочки и быстрее побежал домой, потому что хотел посмотреть парад с самого начала.

Пока шёл, небо резко потемнело, я прибавил ходу, раздались раскаты грома, и ливануло.

Я успел запрыгнуть в подъезд. В квартире было темновато. Ба стояла у окна и, опершись руками об подоконник, смотрела вверх. Похоронка все так же лежала на табуретке.

— Ба, ну ты синоптик, откуда ты знала, что дождь пойдет?

— Каждый год в этот день в Алма-Ате небо плачет за нас. Ты разве не заметил? А мы чему-то радуемся.



Из майсов моей бабушки, или Тото

Я сел в кресло парикмахера.

— Как Вас стричь? — спросил улыбчивый цирюльник.

Лет так уже 20 я просто умиляюсь этому вопросу.

У меня алопеция, точнее я на большую часть головы лысый.

— Как меня стричь? Хочу, как у Тото Кутуньо! Я всю жизнь об этом мечтал!

Цирюльник не понял моего сарказма, дунул на машинку и погнал.

Я закрыл глаза. В голове заиграло:

Lasciatemi cantarecon la chitarra in manolasciatemi cantaresono un italiano

Я сидел на трибуне катка «Медео», смотрел на девушку, которая в центре катка выписывала пируэты. Девушка была, что называется, сбитая.

Она быстро передвигалась между корячившихся на льду неумех, и притягивала взгляды многих сидящих на трибуне. Густо пели динамики

«Итальяно веро».

Я смотрел на фигуристку. Закончилась песня, и девчушка, довольная собой, встряхивая ногами в коньках, выкатилась к трибунам.

Кутуньо ворвался в город стремительно, через телевизор с фестиваля Сан-Ремо, в общем-то он был во главе банды из Пупо, Рикардо Фольи, Рики и Повери, и еще кучи поющих итальянцев. Алма-Ата превратилась в Неаполь, как минимум.

Из всех утюгов города запели «Феличита», а так же застрочили все швейные машинки, народ начал щеголять по последней итальянской моде. Галстуки селёдки, женщины в пиджаках с огромными плечами и широкими штанами, сужающимися к низу.

Макияж, как у Ромины, пиджак, как у Альбано. Парочки расхаживали в районе кинотеатра «Арман» и Старой площади. В общем, итальянцы взяли город, без единого выстрела.

И шо вы думаете, это прошло мимо Ба? Ни фига!

Завоевав ее сердце, правда меньше чем Вячеслав Тихонов (он вообще вне конкуренции), Тото Кутуньо зажил в нем с новым именем — Татоша.

«Бона нотеее, бона ноте, бонааа.» — пел Татоша в телевизоре, а Ба, поджав кулаком щеку, сидя на кресле, подергивала ножкой и подмяукивала. Я сидел рядом на диване и пытался читать анатомию.

— Ба, он не еврей! — сделал я предупредительный в воздух.

— А шо, в Италии нет евреев? Ты посмотри на его нос! — ответила Ба, навесом.

— Ба, я думаю, там есть евреи, но он — чистый итальянец. Ты посмотри на его волосы!

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары