Из майсов моей Бабушки

Притом я старался выдать максимально культурно. И последней фразой я выпалил: «киш мин тухес!» (поцелуй меня в жопу). И тут я смотрю, что консул поняла последнюю фразу, и краска медленно потекла по ее лицу.

— Я напишу, что вы говорите на идиш.

— Пишите, — выдохнул я.

Она молча поставила печать в дочкины документы, и дала добро.

Выйдя на улицу, дочь была счастлива и тут же убежала по своим делам.

Я посмотрел на небо и вслух сказал:

— Ба, не смешно, но всё равно, спасибо!

Из майсов моей бабушки, или Иржик

Звенит в ушах лихая музыка атаки…Точней отдай на клюшку пас, сильней ударь!И всё в порядке, если только на площадке

Великолепная пятерка и вратарь!

Ба любила хоккей. Есть ощущение, что в те времена уважением пользовалась только «Красная машина».

Но Ба знала, толк в игре, и почему-то ее фаворитами были чехи. Болела она за них самозабвенно. Иржи Холечек, легендарный вратарь чешской сборной, был у нее самый самый. И смотреть хоккей вместе с Ба, когда играли чехи, было нереально.

Полуфинальная игра, Чехословакия-Канада. Определялся финалист в игре с нашими.

В Ба вселялся азарт.

Озеров: — Канадцы пошли в атаку, передача на левый фланг, и…

— Если ты сейчас заорешь «гоооооол!», то дети твои навечно останутся штыкл гурненты, штыкл шлемазелами! (недоделанные, несчастные, дураки. — идиш.) Холечеееееек, не дай этой дубовой роже забить! Холечек, не пропусти, я тебя прошу, как мать сына! — орала Ба в телевизор, — Кстати, ты не знаешь, почему эти канадцы все время жуют? Если упадёт, можно подавиться.

— Ба, ну челюсть тренируют, чтобы не сломали.

— Таки сломать легче, когда жуют.

— Ба, ну не знаю, нравится им.

Озеров: — Чехословацкая сборная, начала атаку, проход, Холик, передача Бубле.

— Пошли, пошли, мальчики, а ты отдохни пока, дорогой, пока эти шлемазелы забьют другим шлемазелам.

— Ба, это просто игра, перестань так нервничать.

— Один Иржик за всю команду отдувается, не кошерно это!

Озеров, — Гооооооол! И чехословатская сборная выходит вперёд!

— Даааааа, гоооол, ты видел? Дубчеееек! — орала Ба.

— Ба, что-то такой фамилии я не слышал в матче.

— Да оно тебе надо? Ты тогда только родился.

Кто такой Дубчек, я узнал только через много лет.

Чехи тогда выиграли, и финал играли с нашими. Во время этого матча Ба молчала, только хлопала в ладоши, когда чехи забивали.

А Иржи Холечек остался ее кумиром навсегда!

Из майсов моей бабушки, или Перекресток, вот и я

После рабочего дня, когда сел в кресло отдохнуть, на 5 минут, когда даже сил нет переодеться, я тупил в Ютуб. В потоке мультфильмов, которые смотрит моя наилюбимейшая дочь, я ткнул пальцем в экран и остановил ленту.

Перекресток семи дорог,Вот и яПерекресток семи дорог

Жизнь мояПусть загнал я судьбу своюНо в каком бы не пел краюВсе мне кажется,Я опять на тебе стою

Пел Макаревич.

Как всегда, нирвана подобралась из-за угла.

У каждого Алма-Атинца есть свой главный перекресток в жизни. Да, самый главный, через который ты еще ездил в коляске, на который ты пришел с армии, куда ты выходила в свадебном платье, где стояли твои родители ловили наши зеленоглазые такси. И ты ушел с него, или навсегда, или возвращаясь на него каждый день.

Он главный, главнее перекрёстка больше нет.

Так устроен город, город перекрестков.

И как бы ты ни смотрел на статую Свободы, на Тель-Авив, на Бранденбругские ворота, или на Москвоский Кремль, ты все равно стоишь на том, своем, главном. И как бы ты ни пыжился, ты на нем. Потому что это не просто пересечение двух улиц, это то, что у тебя внутри, в тебе, он заходил в тебя годами, и больше никогда не отпустит.

— Ба, дай сорок копеек.

— Ну-ка, посмотри внимательно, у меня на голове рога изящные есть?

— Нет.

— Я тебе чё — золотая антилопа? Копыт тоже нет. — Обычно отвечала она.

А к чему это я? А на моем перекрёстке всегда были сигареты «Медео».

Хотя у меня были деньги, но выклянчать у Ба пару копеек — это было каким-то спортом. На эти деньги я покупал ей конфеты «Школьные», которые она особенно уважала.

— Давай, посади меня на трамвай — дам полтинник.

Мы с Ба ждали трамвай, мне уже был восемнадцатый год. Мы стояли долго, потому что один трамвай сломался, и очередь из трамваев уходила за горизонт.

Я смотрел на свой главный перекресток.

Ба поймала меня на мысли.

— Сто дорог — одна твоя, но эта одна все равно будет приводить тебя сюда.

— Чёй-то?

— Где ты это дурацкое слово взял, «чёй-то»? Не чёй-то! А сюда!

Я тогда не понял и махнул рукой.

— Да ладно тебе, Ба, куда сюда возвращаться? Микры, да и микры.