– Подумайте! – обратилась она ко мне. – Я так его и не видела. Они узнали, что я там буду, и поскорее убрали портрет… Вообразили, что мне будет неприятно его видеть. Конечно, этот ужасный человек, как говорят, отвратителен, но зачем было его прятать от меня… Точно я с ним знакома и это скрываю… А вы его когда-нибудь видели? – спросила императрица и пытливо посмотрела на меня.
– Нет, Ваше Величество, никогда не видел и видеть не желаю, – отвечал я.
– А почему? – снова заулыбалась она. – О нем так много все говорят.
– Вот именно потому, что о нем много говорят, я и знать его не хочу. И без меня ему слишком много уделяют внимания… это только преувеличивает его значение и его гордость.
– Ну, в вашем-то или моем внимании или невнимании он не нуждается, – вставил Шервашидзе. – Этот человек метит куда выше… без причин о нем бы и не говорили. Послушайте, что о нем рассказывают. Он у вас там теперь большая сила.
– Как вы думаете, – спросила меня снова императрица, – что он за человек? Правда ли такой опасный?
– Я его совсем не знаю, – говорил я, – и судить о нем подробно не могу. Кто его видел, рассказывают, что у него проницательные, отталкивающие глаза и что хотя он очень хитрый, но совсем простой, безграмотный мужик… Вряд ли из-за этого его хитрость опасна… время деревенских колдунов давно прошло.
– Так, так! – поддакивал мне неодобрительно Шервашидзе. – Колдунов больше нет, а вот погодите, этот будет почище любого вашего колдуна… Таких бед нам всем натворит, если так будет продолжаться…
– Если будут на него продолжать обращать внимание, его подталкивать и с ним считаться, то, конечно, натворит, как и всякий другой на его месте, – возразил я. – а сам по себе он, как я думаю, не может быть опасным. Слишком много было бы ему чести, а вот что имя его действительно становится опасным, как и все то, что с этим именем связывается, так это, князь, верно… я с этим с вами совершенно согласен.
– И я так думаю, – сказала задумчиво императрица и перевела разговор на другое…
Мне часто приходилось слышать, что императрица Мария Федоровна – в полную противоположность государю и остальным ее детям – предпочитала людей с титулами. Насколько это верно – не знаю. Такое мнение, довольно упорное, основывалось главным образом на случайной фразе императрицы при выборе кандидатов на какую-либо должность, по воспитательным учреждениям ведомства императрицы Марии. «Dommage quelle nest has titree», – сказала она действительно раз или два в подобных случаях, и все же это не препятствовало ей назначать на зависимые от нее и другие должности, как, например, управляющих Гатчинским и Аничковским дворцами, людей с самыми неродовитыми дворянскими именами, без всякого титула.
Она также с особенной теплотой относилась в своих общениях и к совсем незаметным людям, в особенности если эти люди казались несчастными и обиженными. Чем наиболее главным вызывалась у нее эта маленькая слабость к титулу, сказать довольно трудно, но все же можно было вынести впечатление, что именно этих людей она считала и наиболее государственно способными, наиболее преданными престолу, как и более приверженными к традициям и лучше воспитанными. Конечно, так должно было бы всегда быть, если бы, к удивлению, как наша, так и иностранная история не противоречила бы этому бесчисленными исключениями.
Да и титул бывал титулу рознь и зачастую не всегда говорил о древнем высоком происхождении или о благородных заслугах. Но, без всякого сомнения, настоящая, хорошая порода даже в мире животных играет громадную роль, и ее всегда заслуженно ценят не только благодаря лишь ее физическим, но и духовным качествам.
Нельзя этого же сказать о на все, даже на особый почет, посягающей демократии с ее не углубленной веками культурой, с большей частью поверхностным просвещением, без исторических, наследственных, обязывающих традиций, с ее постоянной, доходящей до холодной злобы завистью к вышестоящим.
Императрица, конечно, была права, не доверяя этому сорту людей, считая их малоспособными к управлению, и относилась к наиболее заносчивым из них с плохо скрытым отвращением.
Я не позволил бы себе касаться здесь тех отношений, которые существовали между государыней и ее старшим сыном. Как между мужем и женой, так и между матерью и детьми никто не судья. Но в печати и общественных толках уже столько раз появлялось утверждение, что императрица Мария Федоровна якобы совсем не любила государя в противоположность остальным своим детям и что холод, якобы существовавший между обоими дворами, являлся лишь следствием этой главной причины.
А. А. Вырубова говорит в своих воспоминаниях, что «виноватым в отношениях двух государынь были окружающие»147
. Равным образом императрица-мать никогда не хотела уступать первого места императрице Александре Федоровне.