Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 1

Мне называли ее фамилию, но я теперь забыл. К сожалению, за дальностью расстояния и неимением времени не удалось посетить и тургеневского «Спасского-Лутовинова», хотя меня туда и приглашала его теперешняя владетельница, жена орловского вице-губернатора Галахова, близкая родственница поэта Шеншина. По ее словам, усадебные постройки там пришли уже в ветхость, и она перевезла полностью весь тургеневский кабинет в свой городской дом.

Центральное место в нем занимал большой старинный диван – знаменитый «самосон», как его любил называть Тургенев. Как вся тогдашняя мебель, он был все же достаточно тверд и совершенно не располагал к сладкому сну.

Кроме общества офицеров своего полка, их семейств и административных лиц, великий князь изредка посещал дома Свербеевых, Андреевских, Галахова, Лопухина, Владимировых, Полозова, Шамшаевых, Плещеева, князя Куракина, графа Бенигсена и некоторых других, фамилии коих я теперь не могу, к сожалению, уже вспомнить. Несмотря на простоту и удивительное радушие хозяев, все же эти посещения обычно тяготили Михаила Александровича. Он предпочитал проводить свободное время дома, по возможности в саду, где мы устраивали с ним спортивные игры и состязания или предпринимали длинные прогулки верхом.

В этом саду у нас жил даже большой ручной медведь, подаренный великому князю офицерами полка. Это был сильный и очень забавный зверь, и Михаил Александрович любил с ним пробовать свою силу и бесстрашно боролся. После нашего отъезда из Орла медведь этот кончил свои дни в Московском зоологическом саду.

Довольно часто мы бывали в городском, очень недурном театре, где для нас была устроена особая, отдельная от других великокняжеская ложа.

В большие праздники и другие свободные от занятий дни великий князь пользовался всяким случаем, чтобы уехать из Орла хотя бы на короткий отпуск.

Эта наша относительная отчужденность и связанное с нею порядочное разочарование местного общества не ускользнули от наблюдательности поэта, бывшего лейб-гусара Мятлева, довольно часто и надолго приезжавшего в Орел из своего соседнего курского имения.

Его острого языка в городе очень побаивались. Я вспоминаю, какое беспокойное движение происходило всегда в театре, когда он там появлялся. Многие даже уходили из театра, опасаясь ему попасться на глаза.

Нашему пребыванию в Орле Мятлев посвятил очень длинное стихотворение, ходившее по рукам губернского общества и ставшее быстро известным и в петербургских гостиных. К счастью, оно было скорее добродушно, чем зло, довольно верно подмечало все слабые стороны как нашей личной жизни, так отчасти и командования великим князем полком.

Это шутливое стихотворение, передававшее почти полностью все ходившие на наш счет толки, я уже теперь забыл.

Помню только одну из его первых строф, касавшихся «свободы» Михаила Александровича: «Брат далеко и высоко, в Копенгагене мама.., и те строчки, которые касались лично меня:

Свое пенсне на нос надвинув,Обо всем, в конце концов,

Позаботится МордвиновИль, быть может, Воронцов.

Мятлев был раз и у великого князя, где читал нам, под аккомпанемент рояля, свои многочисленные остроумные стихи из жизни светского Петербурга.

Жизнь в те зимы в Орле, как и ожидали, была особенно оживленная. Обеды, вечера в частных домах и любительские спектакли сменяли друг друга.

Орловское дворянство тоже дало великолепный бал в честь великого князя и приехавшей к нам погостить великой княгини Ольги Александровны и принца Петра Александровича Ольденбургского.

Больших официальных приемов у себя Михаил Александрович, за недостатком помещения, почти не устраивал. Только во время пребывания в Орле его сестры у нас собирались несколько раз к обеду или к завтраку довольно многочисленное губернское начальство и представители местного общества.

Танцевальные вечера большею частью происходили в офицерском собрании черниговских гусар, где главным хозяином являлся великий князь, и это отчасти заменяло ожидавшиеся с таким нетерпением великокняжеские приемы.

Охраняла нас в Орле, и довольно рьяно, тайная полиция, присланная из Петрограда. Ее было немного, 3-4 человека, а ее начальник, жандармский ротмистр Лукьянов, оставался в Петербурге. Каждое утро старший охранник являлся ко мне с рапортом. И здесь, в Орле, больше всего боялись неожиданного налета Савонкова, по сведениям полиции, намеревавшегося тогда снова пробраться в Россию для новых убийств, хотя каждый шаг его и был известен охранным отделениям.

Кроме Орла, Михаилу Александровичу пришлось раза два или три побывать на разных торжествах в соседнем Ельце, одном из самых больших уездных городков, славившимся своей обширной хлебной торговлей. В этом городе стоял Нежинский гусарский полк, которому великий князь в первый свой приезд передал, по поручению государя, георгиевские серебряные трубы¹⁵³, пожалованные полку за отличия, оказанные в Японской войне.