Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 1

Такое отношение меня сначала сердило, потом забавляло, но почему-то всегда помогало быстро оправляться от смущения. Действительно, люди, прибегающие к таким вычурным приемам, чтобы выказать такие простые грубоватые вещи своей натуры, всегда не очень умны, не опасны и смешны. К счастью, у моих новых знакомцев англичан не оказалось ни ненужной, не к месту усиленной вежливости, ни нарочно подчеркнутой предупредительности.

Завидев меня, гофмаршал – еще совсем молодой человек – поднялся с конца длинного стола, сделал несколько шагов навстречу и с чисто товарищеской простотой и дружелюбием усадил на оставленное подле него место.

– Господа, – сказал он при этом, громко обращаясь к обедавшим, – мы все знаем, кто он, – а это… – и он назвал мне по фамилиям, прибавляя иногда и уменьшительные имена, всех сидевших за столом.

Простота, с которой произошло это взаимное представление, и возобновившийся сразу же общий разговор помогли мне начать чувствовать себя совершенно свободно, тем более что мои соседи, сам гофмаршал Colonel sir Frederick (полковник сэр Фредерик. – О. Б.) и адъютант короля Colonel Legges, оказались чрезвычайно милыми и простыми людьми без всякой чопорности, с естественно свободными манерами и подкупающим добродушием.

Почти с первого взгляда можно было определить, что они были бы превосходными товарищами в моем прежнем полку, как, вероятно, и большинство остальных, которые сидели дальше от меня.

Насколько я помню, эти остальные были адъютанты короля – полковник Девидсон (sir Davidson), майор Понсонби (Ponsonby), моряки Фортескью (Fortescue) и Кемпбел (Campbell), личный казначей короля, престарелый генерал Дайтон-Пробин (sir D. M. Probyn), трое пожилых братьев фрейлины королевы Нольс (Lords Knollys), из которых один был личный секретарь короля, секретарь королевы Hon Gre-ville, и еще несколько лиц, фамилии которых я теперь забыл.

Разговор с моими соседями происходил на французском языке, что, видимо, очень раздражало сидевшего напротив меня одного из братьев Нольс. Он постоянно обращался ко мне по-английски.

Я кое-как ему отвечал, но старался возможно скорее переходить на французские фразы.

– Перестань же наконец играть свою комедию и притворяться! – сказал ему нарочно на том же языке и называя его добродушно уменьшительным именем, гофмаршал: – Ведь ты отлично говоришь по-французски, а он плохо знает наш язык!

– Нет, он прекрасно его знает, – не унимался упорный англичанин. – Я отлично понимаю его… он находится у нас в Англии и должен говорить с нами на нашем языке. Почему вы не выучились хорошо по-английски?! – с шутливостью, за которой все же скрывалась досада, обратился он ко мне.

– Быть может, потому же, почему и вы не выучились по-русски, – отвечал, смеясь, я. – В моей школе вместо вашего языка меня заставили учить древнюю латынь, говорили, что это полезнее, а в военной академии на английский язык у нас давалось всего по 40 минут в неделю.

– Но ведь вы женаты на англичанке?

– Да, на англичанке, но на англичанке, рожденной и выросшей в России; на другой я бы, пожалуй, никогда не женился.

Раздался общий хохот.

– Вот до чего ты заставил его договориться, – смеялся и гофмаршал. – Если бы это слышали только наши дамы!

– Все равно – он должен и будет говорить со мной только по-английски, – не сдавался Нольс.

– Ну, хорошо, – ответил я с таким же забавным упорством по-французски, – вы мой хозяин, и если вам так нравится, то все известные мне английские слова будут мною вам сказаны в две минуты, а дальше будем молчать. Удовольствие, по крайней мере для меня, небольшое. Но все же дайте мне сейчас слово, что у нас, в России, вы будете также говорить только по-русски! Тогда будут у нас равные шансы!

– Вы должны дать это слово ему, Нольс, – раздалось со смехом со всех сторон. – Вы должны его непременно дать… а мы все постараемся, чтобы вас послали к нему в Россию.

Нольс тоже рассмеялся и заговорил совершенно свободно по-французски.

Это забавное препирательство англичанина с русским с немного бесцеремонным, но и товарищеским наименованием меня просто «он» помогло провести мне этот вечер в самой сближающей обстановке.

Мы долго сидели потом, по английскому обычаю, за столом, пили, курили и болтали на всевозможные темы.

До того я крайне редко встречался с англичанами; видеть их в их собственной стране мне тогда приходилось впервые.

К сожалению, в те дни более или менее близко я мог соприкасаться с ними лишь в обстановке придворной жизни.

Михаил Александрович и я, мы покидали Букингемский дворец лишь затем, чтобы следовать в места, которые нам желали показать наши любезные хозяева, или чтобы погулять в соседнем Green parc.

Но уже с тех пор у меня составилось об англичанах впечатление, которое не могли изменить и мои позднейшие наблюдения.

Я нахожу, что из всех народов, с которыми нам приходится жить в Европе, наиболее близкими к русским по простоте отношений являются лишь немцы, а затем англичане.