Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 1

Гораздо дальше от нас в этом отношении стоят, как это ни странно, скандинавские страны, а все романские нации уже совсем не подходят ни к нашему характеру, ни к нашему духу.

В немцах, в особенности северных и восточных, и саксонцах, безусловно, имеется значительная доля славянской крови, занесенной ими в свое время, может, и в Англию.

Ведь в Саксонии имелись области, населенные потомками старославянского племени вендов¹¹⁴.

Очень отдаленное напоминание об этом сродстве можно было угадать, наблюдая Colonel Frederick’а и Davidson’а.Типичные по внешности англичане, они, по чувствуемому своему внутреннему миру, являли многие достоинства и недостатки, присущие лишь русским. Было, конечно, много и совершенно различного.

О таком, быть может, слишком дальнем и чересчур уж смелом сродстве душ все же нельзя говорить кратко, но часто мгновенные субъективные впечатления отдельного человека порою говорят ему больше самых длинных научных исследований. Об этом, конечно, можно долго спорить.

Я лично находил, что гостеприимство немцев и англичан по своему радушию, отзывчивости и, главное, по простоте намного ближе подходило к нашему русскому, чем в остальных странах, где его находишь крайне редко, а если и получаешь, то в более вычурной, осторожной, несмотря даже на веселость, всегда немного натянутой, а потому и всегда неприятной форме.

Наше русское «все что есть в печи, то на стол мечи» можно нередко испытывать в грубоватой, тяжелой на остроумие, но добродушной, идущей быстро на сближение и знакомство Германии; в более живых, изящных, с большим блеском ума романских странах мне таких случаев не запомнилось.

Во Франции даже молодые девушки практичны и бережливы, и если вас приглашает француз, то большей частью не в свой дом, а в ресторан.

Это, конечно, удобнее и проще, но такая простота обыкновенно не привлекает русского сердца.

Как бы чопорны и холодны, на первый взгляд, ни казались англичане, и как бы они ни гордились своею сдержанностью и практичностью, в них все же не меньше сентиментальности, чем в нас и в немцах. Эта мечтательная мягкость только спрятана у них очень глубоко.

Они смеются над нашими чувствительными излияниями и считают их недостойными развитого человека и мужчин, а в глубине самих себя их переживают с тем же нашим славянским волнением и нашим сочувствием.

Достаточно знать, что им нравится в их собственной литературе, заметить их особенную любовь к детям и цветам, а также какие иностранные книги у них имеют успех, чтобы сделать открытие, пожалуй, трудное лишь для самих англичан.

Между Россией и Великобританией как между странами, конечно, слишком много разного. Вероятно, недаром Англия у многих народов из-за своей внешней политики заслужила название «коварного Альбиона». Но этот случай опять лишний раз показывает, насколько в политической жизни государств могут не отражаться самые привлекательные качества их населения.

В каждом отдельном англичанине столь же мало коварства, как и в любом русском, и столь же много желания помочь в беде другим, как и у славян. Только манеры и способы у нас разные, а чувство – одно.

Каждый англичанин, даже из средних слоев, всегда мужественен, ценит справедливость и особенно свою личную независимость. Это стремление к самостоятельности у него доходит до крайности. Житель большого острова, каждый англичанин, представляет собою, в своем внутреннем мире, отдельный островок среди остального населения с собственным домом, вокруг которого бессильно бушует житейское море. По своему характеру он является наиболее сильным и стойким противником коммунизма, даже будучи членом рабочей партии. Англичанин не может ни при каких обстоятельствах не сознавать себя одиноким. Это чувство ему порою самому бывает очень тягостно. Он стремится посещать общество, состоит всегда членом какого-нибудь клуба, любит денежные дела, спорт и путешествия, но и там, торгуя, смеясь, играя и переезжая с места на место, он остается существом все же обособленным от других, быть может, и потому, что глубоко внутри себя таит большую долю мечтательности, даже фантазии…

* * *

В тот же вечер гофмаршал Фредерик мне сообщил, что он потому так настаивал на моем сегодняшнем присутствии у них на обеде, что благодаря приезду королевы они почти все были налицо во дворце, и я мог скорее и ближе узнать моих новых знакомых. Но что, конечно, в следующие дни, если мне почему-либо будет удобнее обедать в другое время, то обед может быть мне подан когда угодно в мою комнату.

Он только просит всех собираться к утреннему завтраку, так как тогда уже выясняется распределение дня королевской семьи и легче будет сообщить каждому о касающихся его распоряжениях.

Он прибавил при этом, что в мое распоряжение предоставлен их придворный экипаж и такой же экипаж и для нашей русской прислуги.