Чарли ме-едленно и мучительно-мучительно вступал во владение собственным телом, которое изо всех сил сопротивлялось и болело… тоже, между прочим, изо всех сил. Но, по крайней мере, оно уже не представляло собой перепутанного клубка ниток, что унизительно для гения, каковым Чарли себя позиционировал чуть ли не с первого курса ПТУ. А если вспомнить, к тому же, что тебя, как лоха какого последнего развела некая наглая особа бабского пола, плоти которой ты собирался со всем возможным прилежанием услужить, по крайней мере, минимальным максимумом тщательных удовольствий, то самолюбие твое принималось уже не стенать, а материться, причем, для особой выразительности, по-русски.
Как он себя назвал, этот бородатый избавитель? Колер? Но того, который мерзкорожий, евонная гнусная начальница называла, вроде бы, точно так же. Спросить? Чарли с трудом повернул голову к верзиле – на каждое движение тело сварливо отзывалось приступом боли – и… ох, черт! Этот самый Колер смотрел на него с некоей нехорошей непонятностью во взоре и даже озадаченно. Чарли смутился.
– Ты не думай, чувак, что я скотина какая неблагодарная, – поспешно забормотал он, тут же позабыв про все свои недоумения. – Я к тебе всей душой в смысле спасибов и прочего всякого такого благодарствия. Мы сейчас с тобой за твое геройство и мое счастливое избавление такой пузырь раздавим, какого пойла ты в жизни своей… эй, чего это ты на меня странно так уставился?
В Коке Колере явно проходила мучительная и практически непосильная умственная работа.
– Постой… – сказал Кока и с оглушительным треском хлопнул себя ладонью по лбу. – А зачем, собственно, я Вас развязывал, сэр? И тащил черт знает куда зачем? Я ведь тебя должен был всего-навсего обыскать, изъять записи и тут же пристукнуть. Шлепнуть на месте, так сказать.
Кока шумно рассмеялся.
Кока покрутил головой и потащил из подмышки излучатель.
– Ну, малый, где там у тебя эти самые записи? – добродушно сказал он. – Доставай салфетки, да приступим тебя кончать.
– Ну, этот туда же! – взвыл Чарли. – Тебе тоже записи подавай? Идите вы все к своим порнайным мамашам, недоноски.
– Куда? – обалдело переспросил Кока.
– Именно туда, ты правильно догадался, – орал Чарли, вконец разволновавшись. – Приступит он кончать! Какие записи? Какие салфетки? Откуда я их тебе возьму, приступало хреново?
– Что значит – откуда? – удивился Кока. – Где они есть, оттуда и доставай. Не можешь же ты их оттуда достать, где их отродясь не бывало? Да поторапливайся, Вы, дубина. Или думаешь, что я твой перевод в жмурики наслаждательно смакую? Я же Вас, уважаемый сэр, пристукнуть не могу, пока ты мне записи не отдал, идиот. Считаешь, мне удовольствие доставляет размазывать по стенке всяческих недоносков? Я тебе не новобранец для Вас, козлов, который перед первым своим кандидатом в покойники пускает насладительные слюни. Я коммандос-экстра. У меня за плечами целое личное кладбище придурков, вроде тебя. Одним больше, одним меньше, мне без разницы. И у меня прямой приказ, понял? Давай сюда салфетки, дебил!
– Сам ты олигофрен стоеросовый, ты хоть соображаешь, что говоришь?
– А чего тут соображать или не соображать? – еще более удивился Кока. – И не путай меня своими яйцеголовыми терминами. Говорю же, приказ.
– Какой такой приказ? Я отродясь салфетками не пользовался, ты это уразуметь способен? У тебя мысли какие-нибудь хоть иногда в голове заводятся? Мыслить умеешь?
– Исполнитель должен не мыслить, а исполнять, – заявил Кока наставительно. – На то он и исполнитель. Мыслить должны мыслители… – Кока на минутку задумался и уточняюще добавил, – яйцеголовые, я думаю. А я коммандос, и приказ у меня такой: схватить, обыскать, изъять и шлепнуть, не сходя с места… Ой, – завопил он вдруг, глядя на Чарли восторженно, – смотри-ка, яйцеголовый, а петрит! Соображает! Обыскать и изъять. Изъять, а не требовать, чтобы достали и отдали. И пристукнуть. Не аж бы как, а тут же, на месте.
– Эй! Кто-нибудь! Помогите, убивают! – заверещал Чарли с отчаянием. Но то ли стены в этой ячейке были особенно звуконепроницаемые, то ли на подобные вопли в сотах столичных ночлежек публика просто не реагировала, но Кока Колер нимало оными не озаботился.
– Хорошо орешь! – сказал он с добродушным одобрением и по-гурмански покрутил носом. – Убедительно.
Чарли метнулся к выходу.
– Куда? – с неудовольствием рявкнул Кока, и его сцепленные в пальцах руки снова обрушились на злополучные ребра Чарли.
В то же мгновенье Чарли оказался в очередной раз распят на столике, а Кока, сопя от усердия, принялся опять старательно связывать его пресловутым двойным космическим узлом. Когда работа была закончена, он вытер пот с побагровевшего от натуги лица и с удовлетворением оглядел плоды своих неправедных трудов.
– Ну, вот, мы и восстановили "кво".
– Какое-такое кво? – прохрипел Чарли.
– Все возвращено на круги, я имею в виду, – туманно пояснил Кока.
– Что еще за круги? Чего мелешь?
– Круги свои, – еще более подпустил туману Кока. – Ладно. Пора изымать изымаемое.