Из страны мертвых. Инженер слишком любил цифры. Дурной глаз

Совершенно машинально он повернул ключ в замке. Он двигался будто в тумане, пришибленный этим признанием, которого домогался уже столько дней. Но действительно ли это признание? Она проговорила это с таким изнеможением! Может, она просто решила уступить ему, получить передышку. Он привалился спиной к двери.

— И ты хочешь, чтобы я поверил? Слишком просто.

— Тебе нужны доказательства?

— Нет, но…

Он не знал, что говорить дальше. Боже, как он устал!

— Потуши свет, — попросила она.

Отсвет улицы проник через жалюзи, отбросил на потолок их тень, похожую на решетку. Клетка захлопнулась. Флавьер тяжело опустился на край кровати.

— Почему ты сразу не сказала мне правду? Чего боялась? Он не видел Мадлен, но слышал, как она ходит в ванной. — Ответь мне: чего ты боялась?

Мадлен хранила молчание. Он продолжал:

— Ты сразу узнала меня в «Уолдорфе»?

— Да.

— Но в таком случае тебе в первую же минуту следовало довериться мне. Это же бессмысленно — все, что ты делала. Послушай, ну почему ты вела себя так глупо?

В такт словам он постукивал кулаком по покрывалу, и пружины матраса позванивали, как гитарные струны.

— Что за комедия! Разве это достойно нас? А письмо… Вместо того чтобы откровенно рассказать мне, что с тобой произошло…

Она присела рядом, нашла в потемках его руку:

— Как раз наоборот. Мне хотелось, чтобы ты никогда не узнал… чтобы ты никогда не был уверен…

— Но я всегда знал…

— Выслушай меня… Дай объяснить… Это так тяжело!

От ее руки исходил жар. Флавьер замер, полный тревожного ожидания. Сейчас ему откроется тайна.

— Женщина, которую ты знал в Париже, — заговорила Мадлен, — которую ты видел в театре в обществе твоего друга Жевиня, за которой ты ходил следом, которую ты вытащил из воды, — эта женщина никогда не умирала. Я никогда не умирала, понимаешь?

Флавьер улыбнулся.

— Ну да, — сказал он, — ты никогда не умирала… Ты перевоплотилась, ты стала Рене. Я прекрасно понимаю.

— Да нет же, дорогой, нет… Это было бы слишком хорошо. Я вовсе не стала Рене. Я всегда была Рене. Я действительно Рене Суранж. Меня-то, Рене Суранж, ты всегда и любил.

— Как это?

— Ты никогда не знал госпожи Жевинь. Это я выдала себя за нее. Я была сообщницей Жевиня… Прости меня… Знал бы ты, сколько мне пришлось вынести…

Флавьер схватил ее за запястье.

— Ты пытаешься уверить меня, будто тело — там, у подножия колокольни…

— Да, то был труп госпожи Жевинь, убитой перед тем своим мужем… Мадлен Жевинь действительно умерла, а я — я всегда была живой… Вот тебе правда.

— Это ложь! — взорвался Флавьер. — Что бы ты ни говорила, Жевиня больше нет. Он не может опровергнуть твои слова, и ты этим пользуешься. Бедняга Жевинь!.. Значит, ты была его любовницей ты ведь это хочешь мне внушить? И вы вдвоем замыслили устранить законную супругу. Но почему? Вот именно, почему?

— Деньги-то были ее… А после мы собирались уехать за границу.

— Бесподобно! А зачем в таком случае было Жевиню приходить ко мне, просить присмотреть за его женой?

— Успокойся, дорогой.

— Я спокоен, да-да, я клянусь тебе, что никогда еще не был так спокоен. Давай отвечай!

— Его не должны были заподозрить. А между тем у его жены не было никакой причины для самоубийства. Потому-то ему и нужен был свидетель, который смог бы подтвердить, что госпожа Жевинь была со странностями, что она верила, будто уже прожила одну жизнь, и что смерть она воспринимала чуть ли не как игру… Свидетель, который заявил бы, что однажды он уже спас ее от самоубийства… Ты адвокат, и потом, он тебя хорошо знал еще с юношеских лет… Он знал, что ты поверишь во всю эту историю с первого слова.

— То есть он держал меня за идиота, за малость помешанного, так? Лихо задумано!.. Значит, в театре Мариньи была ты, на кладбище Пасси — ты, на фотографии в кабинете Жевиня, когда я приходил к нему, — опять же ты…

— Ну да.

— И если верить твоим словам, никакой Полины Лажерлак, разумеется, не существовало.

— Нет, она была.

— Ах так! Ты не осмеливаешься отрицать все.

— Да пойми же!.. — простонала она.

— Я понимаю! — запальчиво вскричал он. — Я все понимаю. Но я понимаю и то, что с Полиной Лажерлак тебе приходится туго, разве нет? Ее не так-то просто втиснуть в твой детективный роман!

— О, если б это могло оказаться романом, — прошептала она. Полина Лажерлак и в самом деле была прабабкой Мадлен Жевинь. Как раз это и навело твоего друга на мысль о мистификации: загадочное самоубийство Полины, паломничество на ее могилу, в дом на улице Святых Отцов, где она жила… инсценировка самоубийства в Курбвуа — ведь Полина тоже утопилась…

— Инсценировка?

— Ну да, чтобы подготовить тебя… к следующему. Кстати, если бы ты не бросился в воду, я выбралась бы и сама. Я хорошо плаваю.

Флавьер сунул руки в карманы, чтобы не наброситься на нее с кулаками.

— Силен был Жевинь, ничего не скажешь, — усмехнулся он. — Предусмотрел все. Когда в первый же день он предложил мне зайти к нему домой, он наверняка знал, что я откажусь.

— И вот доказательство: ты отказался. А я запретила тебе звонить мне на проспект Клебера.