Из света во тьму

Насколько надо было любить Ее, непоколебимо и безусловно, чтобы, пройдя через мясорубку войны, через Ее предательство, а иначе как предательством я и назвать это не могу, через собственное самоотречение… все еще скорбеть о Ней? Хранить тот, незапятнанный преданными идеалами и порочной жаждой силы образ в своем сознании, зная, что он утерян навсегда?

Каким-то чудом мои мысли вдруг перепрыгнули к далеким и словно бы уже чужим воспоминаниям. Те малые обрывки детства, самого раннего, в котором папа был еще жив, а мама – сияла ярче любой звезды.

Медленно ступая по каменному полу и касаясь кончиками пальцев стены, я словно бы наяву видела, как темнота вдруг вспыхивает мягким теплым светом, что льется с хрустальной люстры под высоким потолком нашего старого дома. Как отец в строгом военном мундире кружит маму по комнате. А она в том самом платье глубокого синего цвета с прекрасным атласным шлейфом, которое она потом, много позже, перешьет мне для выпускного…

Звуки вальса Чайковского разносятся по квартире, мама смеется, а отец, чуть приподняв ее на руках, делает оборот вокруг себя, опускает маму на паркет и вдруг поворачивается ко мне:

– Ну, моя маленькая принцесса, подарите своему отцу танец?

Я вздрагиваю, закусив до боли губу, и наваждение спадает. Растворяется в темноте коридора мягкий свет из прошлого, исчезают отзвук смеха мамы и густой баритон отца.

Начало осени… Это был его день рождения, гости уже ушли, и я втихаря допила шампанское из бокала тетки. Родители танцевали в комнате, молодые и счастливые. Как это было давно…

Почему я это вспоминаю?

Ответ пришел сам собой – там, в моей голове, между моими воспоминаниями аккуратно втискивается жизнь совсем другого человека. Стоит мне только задуматься об этом, как сквозь легкую дымку проступает лицо отца, но уже не моего.

С усилием прогоняю от себя эти воспоминания. Пусть, пусть оно все уляжется, успокоится, и тогда потом, когда я разберусь со всеми своими делами и проблемами (а когда-нибудь это же должно произойти?), у меня будет время заглянуть в доставшееся от Коррина наследство целенаправленно.

Коридор кончился. Это произошло внезапно по той причине, что вода озера больше не сияла, как и стены. В гроте царила кромешная тьма, а в этой тьме, тихо переговариваясь на своем мелодичном языке, танцевали светящиеся точки и линии.

Это действительно завораживает. Настоящие глубоководные жители, хищные, опасные и странно красивые…

– Аавануат? – зову я в темноту воды и слышу, как певучие голоса затихают.

Одна группа светящихся точек и линий плывет к берегу и тяжело выбирается на камень.

– Коррин. Смерть?

Знакомый голос внушает какое-то опасение. Я только сейчас понимаю, что, «потянувшись» к чувствам илара (илары? иларши? иларки?!), практически ничего не ощущаю.

– Он… да. – Я решаю, что смерть как состояние лучше всего подойдет описанию ситуации с Коррином.

– Он обещал.

Это звучит как обвинение. Я делаю полшага назад, кладя ладонь на успокаивающе теплую рукоять клинка.

– Да, и я сделаю то, что он вам обещал. Мне нужно время. – Едва я произношу это слово, как слышу гневное, раздраженное шипение Аавануат.

– Время. Много время. Ждать. Жить. Нет время!

– Уф! Нет. Не так много времени, совсем немного! Сегодня, сейчас! Сейчас, понимаешь? – Светящийся рисунок на теле илара подсказывает мне, что та качается из стороны в сторону и нервно дергает хвостом.

– Сегодня. Сейчас. Понимаю. Жду.

Я позволила себе тихо выдохнуть – кажется, прямо сейчас меня жрать никто не собирается. Осталось только найти способ освободить иларов из их продолжительного плена.

Вздохнув, я крепче сжимаю ладонью рукоять висящего на поясе меча, надеясь, что это поможет, и пытаюсь вспомнить то, чего я сама никогда не знала, но то, что Коррин точно должен был мне передать.

Постепенно, успокоив заколотившееся при шипении Аавануат сердце, я начинаю методично перебирать в голове образы, что, на мой взгляд, могут зацепить нужное воспоминание.

Вода, озеро, мое падение, светящиеся рисунки на коже подводного народа, ледяная вода, обвал… Обвал?! Я цепляюсь за это вспоминание, старательно удерживая его в голове, и пытаюсь представить, как в воду, вздымая тучи брызг, падают каменные глыбы. В какой-то момент в моем воспоминании все чуть-чуть меняется, и я вижу, как каменные своды сходятся, повинуясь «моему» приказу. Потоки Ато разбегаются от моих ног, пронизывая монолит скалы, заставляя ее шевелиться, словно живую, опадать кусками во вскипающее озеро, смыкаясь с грохотом, который, кажется, услышат не только в Алой крепости, но и в великом океане… Крик! Тонкий, отчаянный крик! Один, второй, третий… десяток голосов сливаются в вопль. Я оборачиваюсь и вижу, как в беспокойной воде мечутся живые существа. Илары! Но ведь их не должно здесь быть!