Из тупика

В черных сетках, опущенных с касок на лица, люди выглядят странно. Ничто не спасает от комаров. Гнус! – самое страшное на севере. И дым костра не поможет, и напрасно полковник Букингэм берет на палец мазь из баночки с особым антимоскитным кремом, что прислан ему недавно женою из далекой Шотландии.

– Так на чем же мы остановились? – спросил Букингэм.

– Мы говорили, – сказал Сыромятев – о самой страшной форме борьбы в мире, когда брат встает на брата. Я плохо знаю историю Англии, все, что когда-то учил в гимназии, позабыл. Но помнится, что вы, англичане, тоже не можете похвастать безмятежным спокойствием. Хотя бы кромвелевские войны, потом драки с левеллерами в парламенте… По-моему, не было еще народа, который не вписал бы в книгу своей истории войны гражданской – самой свирепой. И вот сейчас дописываются последние ее страницы в моей любимой и несчастной России!

Намазав лицо, Букингэм протянул баночку Сыромятеву.

– Полковник, не будете?

– Нет, спасибо. Тут от костерка небольшой дымок. Да я от них веткой, веткой… Это ужасно, полковник, – заговорил Сыромятев далее, всматриваясь в сизые сумерки ночи. – Когда мой поручик Маклаков стреляет пленных красноармейцев, я думаю: а какая у него будет старость? Что он вспомнит в последние свои часы? Как можно смотреть в глаза народу, если ты убивал свой же народ?

Сыромятев озлобленно стал хлестать себя веткой ольхи.

– Пойдемте в баню, полковник, – предложил, вставая от костра – Там хоть можно запереть двери и убивать этих паразитов поодиночке. Костер, видать, не спасет, а ночь только начинается.

В дымной, горьковато пахнущей ветхой баньке стол накрыт газетами. Лежат карты. Светится лампа-пятилинейка. Издалека неустанно бьет артиллерия: это британские гаубицы, недавно прибывшие на Мурман, проводят тренировки ночных стрельб, уже третий день расстреливая скалы над озером. А в крохотном окошке, величиною с книжку, колышутся темные, лохматые, как медвежьи лапы, сочные еловые ветви.

– С вашего разрешения, – сказал Букингэм, заваливаясь на банный полок, – я прилягу… Не возражаете, полковник?

– Пожалуйста. Вам завтра уходить?

– Да, – задумался Букингэм. – Я, впрочем, мыслю несколько иначе, – сказал он в продолжение разговора. – Вот вы завели речь о войне братоубийственной: русский против русского. Я не представляю себе, как я, англичанин, убивал бы англичан… Для меня здесь все чужое, и мы не собираемся тут задерживаться. Королевство Островов потерпело поражение, – это пора признать. Но вот на днях я пойду на Колицкий район, против партизан! А какое мне дело до русских партизан? И мне все чаще мыслится: вот вы, полковник, очень милый человек, с вами приятно беседовать, но почему так случилось, что мы сидим не дома, а в этой бане? Кто мы такие с вами, полковник?

– Букингэм, не ходите на Колицы, – неожиданно сказал Сыромятев.

– Приказ, – тихо ответил ему британец.

– Вас убьют там.

– Возможно.

– Вы еще не знаете, что русский человек природный партизан. Он всегда партизан лучше, нежели солдат. Вы будете разбиты!

– Приказ… – прошептал Букингэм, закрывая глаза. Кулак Сыромятева с треском опустился на доски стола.

– Не надо! – сказал он. – Не все же приказы исполнимы. Мне труднее, нежели вам, и то я нашел в себе силы отказаться…

С далекой платформы, затерянной в глуши, гугукнул паровоз.

«Ах, – подумалось, – где же те вечера на даче в Лигове? И рядом жена и дети, так же светила лампа под абажуром, и далекий гудок отзывался в сердце тревогой и радостью… желтые пятна вагонов – будто искры в темной листве, и все проносится вдаль – к голубым и заманчивым морям…»

– Где этот мир? – глухо произнес Сыромятев.

– Я русского языка еще не знаю, – засмеялся Букингэм.

– Ах, извините, полковник! – встряхнулся Сыромятев. – Я немного задумался… Так, кое о чем! О своем.

Шевельнулись за окошком ветви, и в баньку, согнувшись, шагнул поручик Маклаков, перетянутый ремнем в осиной талии.

– Сволочи! – И шлепнул на лавку фуражку.

– Что с вами, поручик? Вы ранены?

– Ну да… в самое мясо!

– Что случилось?

– Какая-то банда шляется здесь… Сейчас мы их взяли. Двух шлепнули в перестрелке. И меня, вот видите, прямо в мясо. Хорошо – не по костям!

– Вот вам, – повернулся Сыромятев к англичанину, – продолжение той же истории… Куда их деть? Сколько там, поручик?

– Восемнадцать, господин полковник.

– Откуда они, вы их спрашивали?

– Молчат, как бараны. Жрать стали просить, я не дал!

Сыромятев потянулся к лампе, прикуривая.

– Поручик, – сказал, пыхтя дымом, – вы ведь еще молоды, учились в благородном заведении… Откуда у вас такое сердце?

– У меня сердце железное, господин полковник.

– Это очень плохо, господин поручик, что сердце у вас железное… Дайте. Дайте им пожрать, что ли!

– Ладно, дам, – ответил Маклаков. – А куда их потом? На строительство аэродрома или сразу шлепнуть?

– Погодите. Они еще не опомнились после боя с вами. А вы уже загоняете их аэродром строить…

Сыромятев перевел эту фразу для Букингэма на английский, и Букингэм долго смеялся, прыгая спиною на черном банном полке.

– Идите, поручик. Утро вечера всегда мудренее…