Из заметок о любительской лингвистике

Едва ли не самое существенное отличие любителя от профессионального лингвиста состоит в том, что для любителя каждый факт языка существует по отдельности, без связей с остальными; например, с каждым словом может происходить что-то свое. Напротив, для лингвиста каждое слово – это член многих классов слов; например, русское слово завод входит в класс слов с начальным [з], в класс слов с постоянным ударением на корне, в класс существительных мужского рода, в класс слов, образованных по такой-то морфологической модели, в определенный семантический класс и так далее. Строя гипотезу о происхождении конкретного слова, лингвист ставит ее в зависимость от того, какими свойствами обладают целые классы слов, куда данное слово входит, и что с ними происходило в ходе истории. Поэтому в своих предположениях он неизмеримо более ограничен, чем любитель. Любитель же совершенно свободен: в его счастливом неведении ничто не мешает ему предложить для слова первое пришедшее ему в голову объяснение (ср. выше очаровательное по простодушию «Мгновенно возникает ассоциация…»).

Попытаюсь на примерах показать тем, кто далек от лингвистики, чем отличается лингвистически обоснованная этимология от любительского угадывания по принципу «а почему бы не предположить и такое?». Разумеется, я буду вынужден упрощать: полное лингвистическое обоснование рассматриваемых этимологий включало бы еще анализ показаний древних памятников и родственных языков и многое другое.

В НХ [1: 226] читаем:

«Вот откуда пошли МУСУЛьмане – от названия города Мосул в Малой Азии».

Тем, что Мосул находится в Месопотамии, а не в Малой Азии, пренебрежем. В НХ не объясняется, что значит часть -мане, но судя по указанию, что туркмены – это 'турецкие мужчины', за ней стоит всё тот же МЭН, т. е. это 'мосульские мужчины'.

Сравним эту смелую новую этимологию с традиционной. По-арабски 'мусульманин' – muslim(

un) (окончание -un может в определенных условиях отпадать). В арабском языке это слово, несомненно, исконно, поскольку для араба оно совершенно прозрачно: mu- – приставка, SLM – корень, i между L и M – носитель определенного (довольно сложного) грамматического значения. Буквальное значение – 'покорный (подразумевается: Богу)', 'вручающий (Богу) свою целость и невредимость'. Корень SLM 'быть целым и невредимым', 'быть в безопасности' – тот же, что, например, в salām(un) 'мир', 'безопасность', 'islām(un

) 'ислам' (буквально: 'покорность'). Добавим к этому, что арабское название Мосула – 'аl-Mawṣil(u) (буквально: 'узел, точка связи', от корня WṢL 'связывать') – содержит другое «С», чем muslim(un), а именно, фонему ṣ, а не s, так что фонетическое совпадение здесь происходит только в русской передаче, но не в самом арабском.

Арабское muslim(un) было заимствовано, в частности, персидским, где оно получило (с присоединением персидского суффикса

-ān) вид musilmān, musulmān; отсюда татарское и казахское musulman и далее русское мусульмане. В русском языке -ан- было осмыслено как тот же суффикс, что в горожане, молдаване, христиане и т. п.; отсюда окончание -е во множ. числе и форма мусульманин

в единств. числе.

Еще один пример:

«Само название Яро-славль, вероятно, означало когда-то "Славный Яр". Яр – это название места с определенным рельефом. Это было "Славное Место", где торговали. Естественно, здесь возник крупный город, наследовавший имя "Яро-Славль"» [НХ-1: 158].

Сравним и здесь с традиционной этимологией. Ярославль – первоначально притяжательное прилагательное мужского рода от имени Ярослав, т. е. это 'Ярославов' (подразумевается: город). По этой модели образованы названия многих древнерусских городов, например, Переяславль, Мстиславль, Ростиславль (ныне Рославль). Предположение, что слово Ярославль могло первоначально обозначать 'славный яр', лингвистически безграмотно: словообразовательная модель «основа существительного + основа прилагательного, от которой отсечен суффикс -н-, + суффикс -ль» не представлена в русском языке ни единым примером. Более того, она противоречит общим принципам образования сложных слов в русском языке – как древнем, так и современном (но чтобы точно сформулировать эти принципы, необходим некоторый лингвистический аппарат, который нет смысла здесь приводить).