Из жизни Олимпийских богов. Зевсиды

Остановил он коров возле самой дороги,

Быстро нарвал три охапки высокой травы

И обвязал ею пленницам задние ноги,

Чтоб каждый след заметался пучком муравы.

Стадо проворно погнал он на холм каменистый,

Намереваясь припрятать в пещере, как клад,

Но на пути оказался пейзанин речистый,

Молвил он: «Встретился здесь мне грудной скотокрад!

129

Знаешь малыш, чьих животных отбил ты от стада?

Сильно накажет за кражу тебя Аполлон!

В поле прекрасных коров возвратить, мальчик, надо!

В гневе сын Зевса жестокий!» – витийствовал он.

«Я не узрел у коров пастуха или бога!

Значит, он ростом не выше хорька иль кота?»

Молвил пейзанин: «Он выше огромного стога!

Всех восхищает безмерно его красота!»

130

«Дам двух коров я тебе за глухое молчанье! —

Смело пейзанину молвил младенец с прутом. —

Спрячь их скорей, чтобы Зевсид не услышал мычанье,

Верность мне данного слова проверю потом!»

Спрятал пейзанин красивых животных в загоне,

Сажей намазал обеим коровам бока:

«Буду молчать, как созвездие на небосклоне,

Хоть за сокрытье хищенья вина велика!»

131

Топот копыт на дороге послышался снова,

Дивных коров гнал малыш, их пугая прутом,

Но не терпелось проверить пейзанское слово,

Спрятал воришка животных за мощным кустом.

Принял ребёнок мгновенно там внешность мужчины

И в этом виде вернувшись, спросил старика:

«Хочешь ли в жизни не знать нищеты и кручины?

Стадо отдам, коль на вора укажет рука!»

132

Тот торопливо, трясясь, указал направленье:

«Мальчик со стадом пошёл за крутой поворот!»

Принял малыш прежний вид и прочёл наставленье:

«Слово давая, закрытым держать надо рот!

Чтоб ты навеки запомнил незыблемость слова,

Камнем предстанешь и будешь безмолвен всегда,

Честность и верность, старик, в жизни смертных – основа.

Речь – не бурлящая в скалах весною вода!

133

Вновь запылило в пути поредевшее стадо,

В горы направил младенец чудесных коров,

Сняло с копыт мураву там смышлёное чадо,

Скот утащил за хвосты он под каменный кров.

Хитро придумал, чтоб шли все следы из пещеры,

В грот натаскал он охапки им собранных трав,

А перед выходом сделал из камня барьеры,

Чтобы не сбежали коровы под сени дубрав.

134

В жертву богам он принёс двух коров Аполлона,

Шкуры которых повесил на ветках дубов,

Туши разделал, сжёг мясо на сучьях цитрона,

Дым на Олимп поднимался, как пара столбов.

Скрыв ритуала следы, он у входа в пещеру

Панцирь хелоны нашёл – опустевший покров,

Ловко коровьи кишки натянул по размеру,

И закрепил на броне их рогами коров.

135

Пальцами тронул он нежно звенящие нити —

Дивные звуки заполнили горный простор,

Это творенье, одно из прекрасных открытий,

Лирой назвал, слыша эхо, как слаженный хор.

Спрятал младенец игрушку в родительском гроте,

Спешно забрался плутишка в свою колыбель,

Вскоре усталый забылся в тревожной дремоте,

И намочил, как обычный ребёнок, постель…

136

Мать поменяла пелёнки любимому сыну

И улыбнулась, найдя в нём черты от отца,

И, наблюдая приятную сердцу картину,

Пятнышко сажи отёрла с родного лица…

Вспомнила Майя любовь и желанье Зевеса,

Встречи их в гроте под сенью ласкающей тьмы,

Дивные дни на полянках зелёного леса,

И аромат от прекрасной цветущей хурмы…

137

Нежные мысли нарушило бога явленье:

Гневно ворвался в сверкающий грот Аполлон.

Сразу он высказал Майе своё возмущенье:

«Сын твой двухдневный мной в краже коров уличён!»

Майя на Феба направила взгляд удивлённый:

«Ты предъявляешь напрасно претензии мне!

Не выходил из обители мною рождённый…»

Вздрогнул малыш, и послышался плач в тишине.

138

«Что ты неправду вещаешь о собственном брате?

Разве способен на кражу двухдневный Гермес?»

«Быстро украл и вернулся домой на закате!

Знаю, схитрит и откажется он наотрез!»

Мальчик заплакал, услышав слова Аполлона:

«Мама, не верь ты ему, он – большой интриган!

Феб до рожденья меня пострадал от урона!» —

Крикнул малыш, испуская в постели фонтан.

139

«Вот и проснулся любитель постельных фонтанов!

Быстро верни мне коров! – произнёс Аполлон. —

Или тебя я отправлю в обитель титанов,

Где испытает на честность неласковый Крон!»

«Что ты пристал, Аполлон, беспричинно к ребёнку?

Это не я воровал – нет там детских следов! —

Плача промолвил малыш, завернувшись в пелёнку. —

Я не питаюсь плодами бесчестных трудов!»

140

«Утром откажется он и от влаги в постели,

Майя, я скоро открою всю сущность лжеца,

Хватит напрасно топтаться в словесной жидели[11],

Я уношу скотокрада в чертоги отца!»

Майя не стала перечить могучему богу,

Зная по слухам: у Феба характер крутой:

«Пусть привыкает мой мальчик с пелёнок к чертогу,

Где ознакомит Зевес малыша с правотой!»

141

Вскоре Киллена украсилась светом янтарным —

Эос тянула к прозрачному небу персты,

Поднят воришка к отцу на Олимп Лучезарным,

Где находился дворец неземной красоты.

Шёл по нему Аполлон, устремясь к мегарону,

Нёс он вопящего брата на сильных руках,

Хитрый младенец продумал свою оборону:

Слёзы ручьями бурлили на пухлых щеках…

142

Зевс с удивленьем спросил у Губителя змея:

«Феб, ты с ребёнком? Так я, получается, дед!

Славный потомок родился, скажу, разумея,

Но почему твой мальчишка совсем не одет»?

«Это сын Майи, мой брат и с пелёнок воришка,

Стадо уменьшил он мне на пятнадцать голов!