Избранное

— Да будет так, — отвечает привыкшая к более тонким комплиментам светская красавица. — Нам, женщинам, известно, что в гостиных не принято говорить бестактности… Замечания такого рода мужчины приберегают обычно для мужского общества.

Сечени приходит в замешательство. Неужто леди Холланд намекает на его неделикатность, когда однажды, еще в Вене, будучи в подпитии, он сболтнул что-то насчет обеих девиц Мид, после чего кузен Лихновский даже вызвал его на дуэль?.. Судя по всему, об этом прознали и в Лондоне… А может, тут известно, что именно из-за этого инцидента ему и пришлось отправиться в Италию?

Но прекрасная леди отходит к другой группе беседующих гостей, а Сечени смешивается с толпой, теснящейся вокруг лорда Холланда. Разговор, естественно, идет о Наполеоне, и едва лорд Холланд замечает, что у Сечени подрагивает бровь, он словно ненароком переводит беседу на Меттерниха.

— Не следовало бы забывать, что князь Меттерних поначалу придерживался французской ориентации и был послушным орудием Наполеона. Теперь, после поражения сего великого мужа, он перенял некоторые его приемы.

— О! — воскликнула Каролина Лэм. Она тотчас заметила, что слова лорда Холланда адресованы Сечени.

— Разумеется, лишь те из его методов и приемов, которые были осуждены нами, — улыбаясь, продолжал лорд Холланд. — С Меттернихом я познакомился здесь, в Лондоне, и знакомство наше весьма поверхностно. Я не нашел в князе ничего особенного. Он вел себя, как свойственно немцу, осваивавшему французскую живость по новомодным романам. Черт государственного мужа, признаков наблюдательного, острого ума или великосветских манер человека, привычного к истинно утонченному и изысканному обществу, в нем почти не подметишь…

На смуглом лице молодого венгра проступает румянец. Для него Вена и утонченность Меттерниха — образец для подражания. Так вот как выглядит князь Меттерних в глазах лондонского света? Лорд Холланд знал Наполеона еще со времен первого консульства. И знал мерило, с которым иногда подходили к оценке Меттерниха… С Талейраном его связывало отнюдь не поверхностное знакомство. А точнее говоря, не связывало, но сталкивало…

Сечени отзывают из группы мужчин, окруживших лорда Холланда: «С вами желает познакомиться леди Каролина», — говорит один из его знакомых. И шепотом добавляет: «Бывшая возлюбленная Байрона».

Каролине Лэм уже минуло тридцать, и она не слишком привлекательна, хотя одета по последней моде и в манере говорить тоже следует последней моде: речь ее быстра и несколько сумбурна. Она явно была бы не прочь, вздумай этот молодой — и пользующийся вниманием в доме Холландов — экзотический кавалергард приударить за ней.

Представленный даме Сечени тотчас начинает в гусарско-байроническом тоне:

— Для меня опасно имя «Каролина». Оно заставило меня немало выстрадать, и я тщетно пытался забыть его.

Не удостаивая внимания трагический тон этой тирады, бывшая возлюбленная Байрона бездумно трещит по-французски:

— Mon nom est aussi Caroline — et j’en suis bien aise car je suis sûre que vous ne m’oublierez plus…[27]

Столь мощная концентрация глупости сковывает язык Сечени. Мне кажется, после этого даже его пиетет перед Байроном слабеет.

По счастью, Каролину отзывает ее мать — леди Бессборо, а Сечени берет под руку русский военный атташе.

— Здесь, в Лондоне, — нашептывает атташе, ведя его в игральную комнату, — у вас уже есть прозвище: «байронический турок». — И он бросает взгляд на Сечени, на его черные, густые, сросшиеся брови.

— Первая часть прозвища лестна, да и вторая не оскорбительна, — холодно парирует Сечени. — Леди Лэм — дама на редкость интересная.

— О нет, такие, как она, в Лондоне отнюдь не редкость, зато другой леди Холланд не найти. — И дипломат ждет, что ответит Сечени.

— Леди Холланд напоминает надменную королеву; быть безразличным к ней — невозможно, она вынуждает относиться к своей особе с самым живейшим интересом, — отвечает молодой человек, ощущая витающую над собой тень Меттерниха.

— И по части коммерции она не промах. Якобы использует потаенные складки одежды, чтобы ввести в заблуждение таможенные власти.

— Вам-то уж, по всей вероятности, не известны эти потайные местечки, — резко обрывает его Сечени.

Он останавливается у одного из карточных столов за спиной у играющих и, чтобы как-то смягчить резкость своих слов, переводит разговор на обстановку комнаты — мебель красного дерева, выполненную в новом стиле.

— Изумительно красиво и вместе с тем просто, — говорит он.

— «Empire», — с улыбкой замечает русский атташе. — Леди Холланд нравится все, что напоминает Empereur, то бишь императора.

— Что касается мебели, можно лишь хвалить ее вкус, — осторожничает Сечени.

— Самое любопытное, что Москва, к сожжению которой император все-таки имел некоторое отношение, сейчас вновь отстраивается в его стиле, и мебель, что изготавливается по заказу московской знати, — сплошь красного дерева и в стиле ампир.

— Превосходно!

— Однако, на мой взгляд, отнюдь не превосходно, что изготавливают ее крепостные мастера, — серьезным тоном отвечает русский.