Пока судно плыло к берегам континента, а особая почтовая карета везла Сечени в Вену, он не раз возвращался к мысли о том, чем же сделались столь невыносимыми для Байрона Лондон и Англия, где леди Холланд может себе позволить открыто выказывать свою симпатию к Наполеону; где даже продажный таможенный чиновник не считает нужным ломать шапку перед иноземным графом; где о Меттернихе отзываются в таком тоне, как сам Меттерних — о каком-нибудь трансильванском магнате; где представительницы прекрасного пола вовсе не так уж и холодны — продажные девицы из Сохо чуть ли не со слезами благодарят, если платишь им сверх условленной суммы; где существуют конституция и разные диковинные механизмы, а рабочие выражают недовольство, если им недостаточно мяса и пива. Поинтересовались бы, сколько мяса съедает или сколько выпивает пива (впрочем, какое уж там пиво, так, слабенькое винцо) венгерский крестьянин, венгерский крепостной раб? Неужто Байрону хотелось большего? Вряд ли он мог желать, чтобы судьбу Англии взяли в свои руки якобинцы… Ведь даже Наполеон охотнее мирился с роялистами, нежели с якобинцами… Да и вообще якобинство — это устарелая, изжившая себя система. Стране требуется не кровавая диктатура черни, а умелое руководство высокообразованной, духовно развитой аристократии… Конечно, имеется в виду не Меттерних, который, норовя перевернуть мир, поддерживает тесную дружбу со старым Ротшильдом, точно с каким-нибудь исконным дворянином реформатского вероисповедания, что, впрочем, — исходя из его собственного опыта общения с Бидерманом — вполне понятно…
Словом, переустройство Венгрии надо начинать не с внедрения машин и не с введения конституции. Пока что необходимо улучшить коневодство, увеличить богатство страны… Эти и им подобные мысли одолевают молодого гусара по пути из Лондона на родину. Однако Вена вызывает в нем неодолимое отвращение. И хотя нельзя считать, что так будет раз и навсегда, — так же, как ни одно решение Сечени пока еще не в состоянии принять раз и навсегда, — он замедляет темп своего путешествия, чтобы избежать встречи Нового года в Вене и обязательных праздничных визитов. В имперскую столицу он прибывает 2 января.
Сейчас нам хотелось бы считать главной целью пребывания графа Сечени в Англии посещение заводов, а все прочие его занятия — второстепенными. Но в действительности обстояло не так. Еще долгие годы не это будет основным делом для Сечени, а когда и станет основным, все равно будет лишь средством, но не целью…
Восточное интермеццо
Пожелай я хотя бы сжато описать жизненный путь Сечени, в моем рассказе больше места заняли бы финансовые дела, нежели амурные, охотничьи приключения оттеснили бы на задний план любовные, а в центре внимания оказались бы его постоянные разъезды и путешествия. Несколько месяцев спустя Сечени опять в Париже и шлет в Ценк французские вина. Затем — из Лондона — лошадей. Он тратит такие суммы, что у несчастного управляющего имением голова идет кругом. Стоит Сечени увидеть европейские парки, и он желает разбить у себя в имении новый парк. Восхитится чьим-нибудь роскошным домом — и велит построить и для себя такой же. Тысячами скупает он яйца куропаток, чтобы потом иметь возможность устроить пышную охоту для господ из Вены, для австрийских, французских и английских аристократов. «Придумайте же что-нибудь», — подстегивает он в своем письме управляющего, потому что Герц — еврей-ростовщик, и князь Лихтенштейн, и торговцы лошадьми, и поставщики, да и собственные братья не дают ему спуску. Сам же Сечени, поскольку управляющий не в состоянии что-либо придумать, подсказывает один известный ему выход. «Поприжмите крестьян, достаньте хоть из-под земли, а денег наскребите», — наущает он управляющего уже из Милана, где он в данный момент обретается при своем полку, так как в Милане же находится и предмет его очередного любовного увлечения. Кстати он обещает своему отчаявшемуся управителю, что постарается прожить на триста пятьдесят талеров в год вплоть до января 1819 года; к тому времени его денежные дела поправятся, и какие бы слухи о нем ни распускали на родине, до разорения дело не дойдет… Да, миновала славная пора наполеоновских войн, когда армия по высокой цене подчистую скупала у венгерских помещиков овес, хлебное зерно и овец.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Установка для газового освещения благополучно прибыла в Ценк, однако ее, пожалуй, так и не вынули из ящика. После того как опасности, связанные с ее приобретением и перевозкой, остались позади, Сечени, видимо, забыл о ней. А может, отложил на более поздние времена. Устаревать, будучи новехонькой, — жесточайшая участь, какая только может постичь машину!
Зато великолепные лошади резвились на благодатных венгерских лугах и корма получали вдосталь; конюхи, также выписанные из Англии, обходились в огромные суммы.