Избранное

Как бы продолжает путешествие по Востоку поездка Сечени в Дебрецен. Правда, она не столь приятна: Сечени велено явиться в его Гессен-Гамбургский гусарский полк.

Не легко вынести совместное пребывание с грубыми гарнизонными офицерами, которые, дыша в лицо винным перегаром, лезут с поцелуями и обращаются с Сечени запанибрата… Весть о смерти отца застает его в Дебрецене, и он тотчас спешит в Вену. Теперь он стал очень богат, и все же по приезде в Вену обивает пороги, выхлопатывая себе майорский чин. Не странно ли? И не от Сечени зависит, что хлопоты его остаются безуспешными. Там, в Вене, явно что-то не ладится, какие-то обстоятельства тормозят военную карьеру Сечени.

Он возвращается в Дебрецен, а оттуда устраивает себе поездку в Трансильванию — закупать лошадей на армейский счет. Для офицера из богом забытого отдаленного гарнизона нет более приятного поручения, чем покупка лошадей; тут и длительные разъезды, и возможность погостить в самых разных домах, и всяческие приключения. Ну, а для человека типа Сечени помимо всего это и приобретение опыта. К примеру, ему интересно увидеть, что до сих пор сохранилась приличная дорога, проложенная еще императором Иосифом — прежним кумиром его отца. Приближенному к Вене магнату любопытно узнать, в каких условиях живет венгерский крупный помещик в восточной части страны.

Вот как выглядит дом трансильванского олигарха Фаркаша Банфи:

«Грязь, в каковой пребывают сам дом, хозяин оного и прислуга, повергли меня в величайшее изумление. Такого мне в жизни не доводилось видеть».

И с чем же Сечени сравнивает увиденное?

«Он напоминает вновь обращенного турецкого отступника, который ничего не сохранил из своей веры и из прежнего одеяния. Экономка, миловидная и весьма приветливая девица лет девятнадцати, полураздетая, лежала в горячке в соседней комнате на невообразимо грязной простыне. Супруга Вольфганга (Сечени переиначивает на немецкий лад имя «Фаркаш») была графиней М. Слуга, которому я задал вопрос, отчего супруги расстались, ответил мне: «Потому что графиня очень любила свет», — что вполне простительно! Ричард III в сравнении с ее графом может считаться Адонисом!»

Однако любознательный гусар углядел не только женщину, возлежавшую на грязной простыне. Он столь же внимательно осматривает соляные копи, как в Лондоне — машины. Его интересует организация разработок, здоровье горняков и оплата их труда, хотя управляющий копями стремится в первую очередь показать ему церковь, орган и служебную контору. Побывав в Коложваре, Сечени отмечает, что там уживаются пять религиозных верований и существует единственное общее кладбище. И в дневник, который он ведет по-немецки, вкрапливается запись на французском:

«Если возвышеннейшей чертой религии является терпимость, то я поистине не встречал более достойного места, чем Коложвар».

Таков Сечени!

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .

Нет! К стыду своему, должен признаться, что я ни разу не был в Коложваре. Ничего не поделаешь — такова участь профессиональных гидов. И если я перегибаю палку с Будапештом, то это следует отнести на счет моего вынужденного локального патриотизма. Но я постараюсь сдерживать себя…

.   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .   .