Избранное

Итак, Сечени греется в свете баварского двора и строит всевозможные дерзкие и крайне беспочвенные планы. А где же тем временем пребывает его «друг навеки», человек грубой наружности и тонкой души?

Вешелени сидит в гостиничном номере или гуляет по городу. Или берет уроки фехтования и занимается спортом. Вместе с Сечени они проводят лишь несколько часов, когда Кеслинг, придворный шталмейстер, по велению короля показывает им конюшню и лошадей. По части лошадей мнения обоих «друзей» совпадают.

«Во всем порядок, экономия, умелое ведение хозяйства, а лошади убогие».

Так проходит все их путешествие по Германии; лишь конные заводы они осматривают совместно, а в остальное время почти не видятся друг с другом. Та же самая картина и во Франции с той только разницей, что здесь они на пару посещают монастырь траппистов. Посещение этого необычного аскетического монашеского ордена, если монастырь попадается на пути, считается признаком хорошего тона, и господам, ведущим дневник, — а сейчас в порядке исключения даже Вешелени ведет путевые заметки — на добрых несколько страниц дает пищу для размышлений. А затем, при случае, где-нибудь в обществе это может послужить темой для разговора…

Протестант Вешелени с искренним желанием понять присматривается к жизни католических монахов. Многоликий Сечени ухитряется получить от приора письменное свидетельство, согласно которому он отныне «ассоциирован» с траппистами… А дневнику своему он признается:

«Кто бы мог подумать, что я не принадлежу ни к какому иному обществу, кроме как к ордену монахов Ла Траппа?»

Этот поступок не приносит ему вреда, но, конечно, и пользы тоже.

…В Лондоне никто не принимает его со столь подчеркнутой любезностью, как лорд и леди Холланд.

— Карбонарии повсюду находят и любят друг друга, — говорит леди. Затем ведет Сечени в небольшую гостиную и там из стоящей посреди комнаты витрины извлекает чеканную золотую табакерку.

— Это он оставил мне в наследство… — И она кладет табакерку на ладонь Сечени. В крышку табакерки оправлена крупная камея с изображением козы и олененка, щиплющих виноградную лозу.

Леди берет с ладони Сечени табакерку, бережно открывает ее и вынимает оттуда какой-то листок.

— Прочтите это!

На листке пергамента, обрезанном точно по форме табакерки, надпись энергичным почерком: «De l’Empereur Napoléon à Lady Holland témoignage de satisfaction et d’estime»[47].

Растроганный Сечени хочет убрать листок на место.

— Прочтите и на обороте, — предлагает леди.

Сечени перевертывает пергамент.

— «Donne, — читает он вслух, — par le Pape Pius VI. à Tolentino, 1797»[48]. Неужели то самое?.. — спрашивает он.

— Да. То, что он получил от папы.

Тут к ним присоединяется и лорд Холланд.

— Он на редкость умел выдержать стиль и в совершенстве обладал чувством меры. Будь подарок ценнее, леди Холланд не приняла бы его. Если выражения были бы сильнее, их нельзя было бы счесть искренними. А в такой форме — это высочайшее признание… Леди Холланд была неутомима, она сделала все, чтобы смягчить его участь во время пребывания на острове Святой Елены.

— Даже о кончине его я получила весть первая, — возбужденно подхватывает дама. — Анонимное письмо, 5 июля прошлого года. Мы как раз находились в Париже. А умер он 5 мая… Парижское общество гораздо позднее узнало об этом событии. — Этот рекорд в немалой степени прибавил леди самодовольства.

— Вы приветствовали меня как карбонария, миледи! — замечает Сечени, от внимания которого не укрылось тщеславие леди. — Но ведь Наполеон не был карбонарием.

— К сожалению! — воинственно-сердито отвечает дама.

— По мнению Наполеона, — спешит на выручку супруге лорд, — «французы любят равноправие и не слишком заботятся о свободе», — он медленно выговаривает слова. — Еще во время первой ссылки на остров Эльба он сказал это лорду Элвингтону… Подлинность этих слов не подлежит сомнению.

— А к гибели его привело то, что он не был карбонарием, — с раскрасневшимся лицом вмешалась леди. — Граф Моль пересказал нам один свой разговор с Наполеоном за несколько дней до Ватерлоо. Он не желал принимать помощь от демократов, якобинцев, хотя и видел, что без них ему не поднять Францию к сопротивлению. Вот почему и победили Блюхер и Веллингтон.

«Я колеблюсь, как тростник, не знаю, что мне делать», — заносит Сечени в свой дневник. Он все еще в капитанском чине, но теперь желает подать в отставку. Посещать дом Холландов было интересно, но он знакомится и с сэром Гудзоном Лоувом — губернатором острова Святой Елены, тюремщиком Наполеона, и Веллингтоном — победителем Наполеона. Герцогу Веллингтону он даже наносит визит. Часто обедает Сечени у посла Пала Эстерхази. Лица юных лондонских леди тешат его глаз. С видимым интересом отмечает он в своем дневнике сумбур любовных интриг в кругу английской аристократии. Лишь с Вешелени он встречается редко.