Избранное

Средь них внезапно вестник оказался,в кипенье свадебного пира вброшен,как новая и острая приправа.Но пьющие не ведали о тайномприходе бога, кто прижал к себебожественность свою, как мокрый плащ,и был, казалось, здесь своим, когдаон шел между сидящими. Но вдругодин, беседу оборвав, увидел,что молодой хозяин за столом,почти лежащий, медленно привстал,всем существом, казалось, устрашаятем чуждым, что вдруг пробудилось в нем.И варево как будто посветлело,и стало тихо; лишь на дне отстойиз хмурого образовался шума,и лепет выпал не спеша в осадоки смехом застоявшимся пахнул.А стройный бог стоял, отмечен волей

пославшего, прямой, неумолимый,и кто он, сразу догадались все.И все же речь его была весомей,чем знанье, недоступное уму.Адмет умрет. Когда? Теперь. Сейчас.И на куски тогда разбил он чашувладевшего им ужаса и рукинаружу выпростал, торгуясь с богом.Вымаливал он годы, нет — единыйгод юности, нет — месяцы, недели,нет — дни, ах нет — не дни, не ночи —одну лишь ночь: сегодняшнюю ночь.Бог отказал, и он тогда завыли вопли исторгал, и надрывался,как мать, когда его рожала в муках.И женщина приблизилась седаяк нему и вслед за ней старик-отец,и встали рядом, немощны и стары,с кричавшим, и, увидев их так близко,

он смолк, сглотнул обиду и сказал: —Отец,неужто для тебя так много значитостаток этот жалкий? Так поди жеи выплесни его! А ты, старуха,матрона,ты зажилась уже: ты родила.И он обоих их схватил, как жертвы,одним хватком. И выпустил потом,и оттолкнул, и закричал, сияяот выдумки своей: — Креон, Креон!И только это; только это имя.Но на лице написано другое,о чем он не сказал и, вспыхнув, другулюбимому и юному в порывенад путанным застольем протянул.Ты знаешь (смысл таков), не откуп это,но ветхи старики и не в цене,а ты, а ты, ты с красотой своей... —

Но друга в тот же миг и след простыл.Он отступил, и вышла вдруг она,казалось, меньше ростом и печальна,легка и в светлом платье новобрачной.Все прочие — лишь улица, по коейона идет, идет — (и скоро будетв его объятиях, раскрытых с болью).И говорит она; но не ему,а богу, и сейчас ей внемлет бог,и как бы через бога слышат все.Нет у него замены. Но есть я,замена — я. Что от меня, от здешней,останется? Лишь то, что я умру.И разве не сказала смерть тебе,что ложе, ожидающее нас,принадлежит подземью? Я прощаюсь.Прощанье сверх прощанья.Никто из умирающих не можетвзять больше. Все, что погребут под ним,

моим супругом, все пройдет, растает.Веди меня: я за него умру.И как в открытом море ветер резкоменяет направленье, к ней, как к мертвой,бог подошел и встал вдали от мужа,и бросил, спрятанные в легком жесте,ему издалека сто здешних жизней.А тот, шатаясь, бросился к обойми, как во сне, хватал их. Но ониуже шли к выходу, где затолпилисьзаплаканные женщины. И вдругон снова увидал лицо любимой,когда она с улыбкой обернулась,светла, как вера или обещаньевернуться взрослой из глубокой смертик нему, живущему, —и, рухнув ниц,лицо закрыл он, чтобы после этойулыбки больше ничего не видеть.