Избранное

— О чем ты говоришь с ней, о чем говоришь? О чем ты можешь разговаривать с этой примитивной женщиной? — зудела до бесконечности Минна. — Разве ты не знаешь, что я готовлю, что ужин остывает, становится невкусным. Ну о чем можно с ней говорить?

Иногда доктор снисходил до того, что отвечал монотонным голосом:

— Она прекрасная женщина, умная, прекрасно воспитанная. Она очень уважаемый человек.

Минна пожимала плечами и иронически улыбалась.

— Поэтому она и не нашла себе мужа. А может, она и не хотела устроить свою семейную жизнь.

Доктор брал книгу или газету, в которую он даже не пытался вникать, потому что скоро утомлялся.

Однажды представители жилищной комиссии посетили розовую виллу и заявили, что помещение на первом этаже слишком велико для одного человека, да и на второй этаж можно еще кого-нибудь поселить.

Доктор Таубер так быстро принял решение, что испуганная Минна даже не имела возможности протестовать. Анну Вебер переселили в гостиную; ее мебель и мебель семейства Таубер передвигали с места на место, перетасовывали и оценивали, и то, что не было совершенно необходимым, удалили. Минна предпочла продать все «рыдваны». Анна Вебер собственноручно перенесла все ненужные вещи на чердак.

Теперь доктор мог проводить целые часы в комнате Анны. Ему казалось, что он сидит в собственной гостиной. Он так и заявлял Минне:

— Пойду в гостиную! — и удалялся, шаркая домашними туфлями.

Он совсем забросил сад и не чувствовал больше никакого пристрастия к цветам.

На работе у Анны Вебер все вошло в свою колею. Теперь она ежедневно возвращалась домой в четыре часа. Эгон выжидал, когда она наскоро приготовит себе обед, поест, вымоет посуду, и ровно в шесть часов отправлялся «в гостиную». С восьми часов Минна начинала волноваться и громко призывать его: «Эгон, ужинать!» — и это продолжалось и до девяти, и до десяти часов, пока Эгон не заставлял себя встать и уйти от Анны. Минна никогда не входила в комнату Анны Вебер, а та никогда не переступала порога спальни супругов Таубер.

А внизу, на первом этаже, где в холл выходили двери многочисленных комнат, поселилось странное общество ничем не связанных между собой людей. В каждой комнате жил кто-то один, не состоявший ни в каких родственных связях с соседом: телефонистка, которая, как говорили, жила до этого где-то в селе далеко от города, приехавшая сюда с сестрой, поступившей учиться в городскую школу; агроном, которого почти не бывало дома, так как он, по его словам, все время проводил «в полях»; шумная супружеская пара, которая, вернувшись с работы, всегда затевала громкий разговор: он какой-то железнодорожник, а она продавщица из большого государственного магазина в центре города, некогда принадлежавшего Рихтеру. Некоторые из них готовили на кухне, и Минна теперь горько сожалела, что не выковыряла кафель из стен, когда на первый этаж переселилась Анна Вебер.

— И какая им надобность в ванне? — сотни раз на дню спрашивала она Эгона. — Зачем им нужна облицовка на кухне и водопровод? Всю жизнь они мылись в корыте, а готовили где-нибудь в сарае, а теперь, видите ли, им понадобилась цивилизация!

Доктор, проводивший все дни за чтением книг, которые он когда-то уже читал, что-то одобрительно мычал ей в ответ. Конечно, он тоже спрашивал себя, зачем нужен этим несчастным такой дом, как его; всего несколько лет прошло после войны, а им уже подай все жизненные блага. Он знал, что человечество продвигается вперед к прогрессу медленно, маленькими шагами, что весьма желательно, чтобы в далеком будущем «низшие слои» стали цивилизованными, но так вот быстро, да еще за счет того, что «высшие слои» лишаются всех благ, накопленных ими в течение поколений, — это было непонятно, ненормально и некрасиво.

— Ты слышишь, девицы, которые живут в твоем кабинете, сегодня забивали гвозди в стены! — сообщала ему Минна.

Или:

— Эта продавщица, жена железнодорожника, притащила в столовую таз теплой воды, а в ванной теперь моется агроном. Вернулся с поля грязный как свинья, и я уверена, что он испортит весь паркет!

Забот у Минны было теперь куда больше, чем раньше. И вовсе не из-за того, что у нее не стало служанки, ведь и хозяйство ее значительно сократилось, и покупки очень часто делал сам доктор, а потому, что у нее теперь была постоянная забота: узнавать, что же делают «те, внизу». Услышав какое-нибудь движение на первом этаже, Минна высовывала голову на лестницу и, спрятавшись за толстой колонной из полированного дуба, поддерживающей галерею, следила за тем, что происходит внизу. «Пошла на кухню. Моркови купила! Белье стирают! Пришла какая-то в гости, волосы завитые, платье короткое». Все эти наблюдения были ценны для нее, все ее интересовало, и, если доктор уходил на рынок или в сад и Минне некому было их поведать, она несколько раз тихо повторяла это для себя с ироническим и осуждающим выражением лица.