Анна быстро вошла в комнату, зажгла лампу у изголовья, взглянула на искаженное лицо, лихорадочные и бессмысленные глаза Минны, положила ладонь на ее узкий, гладкий, пылающий лоб и принялась за дело: измерила температуру, дала Минне аспирин, поставила банки, сделала растирание. Накануне в ванной комнате она видела мокрую одежду, развешанную для просушки, и ей стало ясно, что Минна простудилась.
Температура немного понизилась, выступил благодатный пот, бред исчез, и Минна, поджав губы, произнесла словно оскорбленная тем, что она ей чем-то обязана:
— Благодарю вас, госпожа Вебер! — и повернулась на другой бок.
На другой день Анна Вебер попросила одного из учеников, отправлявшихся домой, известить Оскара Зоммера, что госпожа докторша заболела.
Оскар прибежал к ней, привел с собой доктора Клаусса, который установил, что у Минны воспаление легких. Когда Анна возвратилась, Оскар церемонно пригласил ее в комнату больной, поставил ее в известность о состоянии Минны и заявил, что хотя ему от всего сердца хотелось бы остаться с сестрой, как этого требует семейный долг, но это сверх его сил, потому что, с тех пор как у него ночная работа, днем сон просто валит его с ног. Что можно требовать от человека в его возрасте, проработавшего всю жизнь? Но он возлагает все надежды на госпожу Вебер, которая живет по соседству, знает медицину, которая столько лет была помощницей доктора Таубера, глубокоуважаемого мужа Минны Таубер.
В это время Минна смотрела своими бесцветными глазами в потолок, словно не слыша и не понимая, о чем идет речь. Она не желала быть обязанной за те услуги, о которых Оскар просил Анну Вебер. Она не хотела ни в чем принимать участия.
Анна кивнула головой, пробормотав что-то невнятное, из чего можно было понять: «Это вопрос человечности… естественно…», и уселась у изголовья больной с целой кучей чулок, которые нужно было заштопать.
К. вечеру у Минны снова поднялась температура. Несмотря на лекарства и пенициллин, который Анна по рецепту доктора Клаусса вводила ей через каждые шесть часов, Минна снова впала в беспамятство. Увидев, что от больной нельзя будет отойти всю ночь, Анна Вебер, суровая, с резкими движениями, принесла постель из своей комнаты и постелила ее на диване, на котором спала Минна в те ночи, когда умирал доктор.
Анна взяла отпуск за свой счет и четверо суток не отходила от Минны. Стиснув зубы от отвращения и ярости, она меняла ей мокрые рубашки, делала растирания. Это бело-розовое тело, еще гладкое и пухлое, в течение многих лет покоилось рядом с доктором, это свежее тело, напоминавшее молочного поросенка, прижималось к его телу, большому и мускулистому, и Анна пыталась в своем воображении отделить доктора от этого розового сала, которое пачкало ее воспоминания. Она усердно ставила банки на округлую спину, жирную грудь, растирала опухшие ноги, старалась ввести шприц под толстый слой жира, обволакивающий ляжки.
В последний день, когда Минна лежала в беспамятстве, произошло событие, которое нарушило их жизненный уклад.
Представители жилищной комиссии долго разговаривали с жильцами нижнего этажа, а потом поднялись наверх с предложением: все нижние жильцы переселятся в разные дома в другой части города, останется только агроном, которому Анна Вебер уступит свою комнату, а обе старые женщины могут прекрасно жить и в одной комнате, огромной, как ангар, как они в действительности уже много дней и живут. На первом же этаже поселится целая семья.
Анна Вебер стояла как пораженная громом. Она энергично протестовала, но напрасно. Комната была большой. Члены комиссии видели, что женщины живут в полном согласии, а при необходимости комнату можно будет как-нибудь перегородить. Анна умоляла, но добилась только того, что переселение было отложено до выздоровления Минны.
Через три дня комиссия пришла снова. За это время все жильцы, кроме агронома, уже переехали. Минна была теперь в полном сознании, хотя очень ослабела. Более трусливая, чем Анна, она не привыкла сама защищать свои интересы и ничего не сказала членам комиссии. Свой гнев она излила на Анну. У нее появился страх, что она так и останется беспомощной до конца жизни, но если Анна Вебер переедет к ней в комнату, она волей-неволей вынуждена будет ухаживать за ней; если они будут жить в одной комнате, то в присутствии Анны ее не будут мучить по ночам кошмары; поэтому, прикидываясь обиженной, после нескольких отказов она дала свое согласие, изобразив на лице презрительную мину оскорбленного благородства.
Анна Вебер должна была перетащить кровать, шкаф и письменный стол в комнату Минны, откуда та, конечно, руками Анны, потому что сама лежала в постели, будучи еще не совсем здоровой, ворча удалила диван. Минна приказала Анне Вебер воздвигнуть из шкафов нечто вроде стены, разделяющей их, но, так как эта перегородка не достигала двери, Анна Вебер решительно поставила в общий ряд и свой шкаф.