Избранное

Не сухостой — живое тело резать,Чтоб изошел слезой горячий сруб, —Так мне ломать проклятое железоОтлитых для молчальничества губ.И по ночам отчаянье какое!Скорей средь корректур и табакаХлебнуть горячечных паров левкоя,Запасть в подушечные облака!Средь скуки штукатура, к стенке серой,Когда любовь в любом окне горит,Знать только капли крана, сердца меруИ смерть на самых подступах зари.Остановись! Не то я вырву вожжи.

Я на земле еще недолюбил.Из ночи в ночь короткий теплый дождикМои ладони бережно крестил.Чтоб на спину, считая стаи галок,Чтоб стала бытом даже эта мгла,Чтоб фиолетовое веко палоНа дикий, рыбий, вылинявший глаз.

1923(?)

127. «Я так любил тебя — до грубых шуток…»

Я так любил тебя — до грубых шутокИ до таких пронзительных немот,Что даже дождь, стекло и ветки путал,Не мог найти каких-то нужных нот.

Так только варвар, бросивший на форумКосматый запах крови и седла,Богинь оледенивший волчьим взоромЗанеженные зябкие тела,Так только варвар, конь чей, дико пенясь,Ветрами заальпийскими гоним,Копытом высекал из сердца пленницИсточники чистительные нимф,И после, приминая мех медвежий,Гортанным храпом плача и шутя,Так только варвар пестовал и нежилДиковинное южное дитя.Так я тебя, без музыки, без лавра,

Грошовую игрушку смастерил,Нет, не на радость, как усталый варвар,Ныряя в ночь, большую, без зари.

1924

128. «Нет, не забыть тебя, Мадрид…»

Нет, не забыть тебя, Мадрид,Твоей крови, твоих обид.Холодный ветер кружит пыль.Зачем у девочки костыль?Зачем на свете фонари?И кто дотянет до зари?Зачем живет Карабанчель?Зачем пустая колыбель?

И сколько будет эта матьНе понимать и обнимать?Раскрыта прямо в небо дверь,И, если хочешь, в небо верь,А на земле клочок белья,И кровью смочена земля.И пушки говорят всю ночь,Что не уйти и не помочь,Что зря придумана заря,Что не придут сюда моря,Ни корабли, ни поезда,Ни эта праздная звезда.

1938

129. «ГОВОРИТ МОСКВА»