Избранное

Я любил ветер верхних палуб,Ремесло пушкаря,Уличные скандалыИ двадцать пятое октября.Я любил в кофейнях гулящих,Дым, спирт, зной.Меня положат в продолговатый ящикДышать прохладной сосной.Чопорно лягу в жесткой манишке,Свидетель стольких измен,Подобно Самуилу, Саулу, мертвым и лишним,Судить двенадцать колен.За то, что лоцман, вспомнив пристань,Рано повернул свое колесо

И все сердца ушедших на приступОстыли, как за ночь песок.Тебя и вас, любимых и любивших,За то, что вы, полюбив уют,Осудили вот здесь, под этой манишкой,Нежность и ревность мою.Тогда, преисполнены страха,В глубь земли и в глубины летВы меня опустите, как тяжелый якорь,Чтоб самим устоять на земле.

Июль или август 1922

124. «Так умирать, чтоб бил озноб огни…»

Так умирать, чтоб бил озноб огни,Чтоб дымом пахли щеки, чтоб курьерский:

«Ну, ты, угомонись, уймись, нишкни», —Прошамкал мамкой ветровому сердцу,Чтоб — без тебя, чтоб вместо рук сжиматьРемень окна, чтоб не было «останься»,Чтоб, умирая, о тебе гадатьПо сыпи звезд, по лихорадке станций, —Так умирать, понять, что гам и чай,Буфетчик, вечный розан на котлете,Что это — смерть, что на твое «прощай!»Уж мне никак не суждено ответить.

1923

125. «Не нежен, беженцем на тормоз…»

Не нежен, беженцем на тормоз,И на рожон, забыв зады,

Вытряхивая ворох формулО связи глаза и звезды,О связи губ, тех, что голубят,Что воркот льют, когда ты люб, —Тарарабумбий на раструбеВзбесившихся под утро труб.Любовь — чтоб это было мясо,Чтоб легче в гроб, чтоб глох, покаНе станут вздохи астмой, басомМатросского грузовика.Врозь ноги. Пули тороваты.На улице любой лови —Он снова тянется, кильватерОгульной крови и любви!

От жарких наволок, от славыВот в эту рань, где красный дом,Средь форток, штор и мертвых лавок,Орет, пробитый сквозняком.Молочниц пар. Мороз. Но гарус,Но роза — за угол, и вотОна уж бомба, гомон, яростьИ хор у городских ворот.На смену, ненависть! До пушек!Крути фитиль, вой матом, пой!Как та, врываясь в глушь подушек,Тяжелой, теплой и слепой.

1923(?)

126. «Не сухостой — живое тело резать…»