Читаем Избранное. Искусство: Проблемы теории и истории полностью

Союзниками Ф. Шмита в институт стали сотрудники копировальной мастерской. Дело по созданию факсимильных фресок старинных церквей было начато еще при В. Зубове и продолжено при Ф. Шмите. Заведующей копировальной мастерской была Лидия Александровна Дурново124. Свою работу в институте она выполняла бесплатно, совмещая ее с основной работой Русском музее и ГАИМК, где получала зарплату. Дочь Ф. Шмита вспоминала, что Л. А. Дурново дружила с семьей Шмита, часто бывала у них дома. «До чего она была остроумна, весела, энергична! Ее приходы к нам были всегда праздником»125. Дочь Ф. Шмита вспоминала и другую сотрудницу мастерской – Татьяну Сергеевну Щербатову (в замужестве – Шевякову)126, и характеризовала ее как остроумную женщину с отличной памятью, очень преданную своему делу. За годы работы в институте Л. А. Дурново разработала уникальную методику копирования фресок в аутентичной технике, получившую позднее широкое научное признание. Обе помощницы Ф. Шмита – Лидия Дурново и Татьяна Щербатова – по своему социальному происхождению принадлежали к известнейшим дворянским фамилиям России. Такой «подбор» потенциально классовых врагов в кадровый состав института сходил его руководителю с рук до начала 1930-х годов. Но факт этот не остался без внимания властей и имел последствия как для Ф. Шмита, так и для его коллег.

В конце 1926 г. Ф. Шмит повез выставку древнерусского искусства в Германию. Выставка открылась 3 ноября в Берлине. На церемонии открытия присутствовали: полпред СССР Н. Н. Крестинский127, министр народного просвещения Пруссии проф. Карл Генрих Беккер128, сделавший доклад об историческом значении Византии для Европы. Затем выставка была показана в Кёльне, Кенигсберге, Гамбурге. Во время работы выставки Ф. Шмит много общался с коллегами – немецкими профессорами Г. Шефером (Schafer)129, Витте (Witte), П. Клеменом (Р. Clemen)130

, ассистентом Боннского университетского искусствоведческого института Др. Бруслем, кёльнским знатоком и коллекционером местных древностей Л. Зилигманом (Siligmann). Благодаря их неутомимой любезности, как пишет Ф. Шмит, ему удалось удовлетворить свою давнюю страсть – познакомиться с лучшими музейными коллекциями германских музеев и частных собраний131. Его интересовали вопросы организации музейного дела в Германии. В эту страну он сделает еще одну поездку в 1929 г.132.

В 20-е годы Ф. Шмит вел полемику с достойными оппонентами, среди которых были А. Бенуа133 и Н. Н. Лунин

134. В архивных фондах сохранилось еще одно свидетельство единственного публичного обсуждения концепции древнегреческого искусства Ф. И. Шмита представителями «старой» и новой школы византиноведения и античного искусствознания. Дискуссия в прениях по докладу Ф. Шмита состоялась в 1925 г. на совместном заседании ученых Эрмитажа и Института истории искусств. Ф. И. Шмит предложил для обсуждения своею концепцию искусства135. Свое мнение по теме доклада высказали Б. А. Фармаковский136, О. Ф. Вальдгауэр, Б. Л. Богаевский137
, С. А. Жебелев138.

Борис Фармаковский заявил, что искать общую формулу для всего греческого искусства невозможно. Ибо в греческой общественности наблюдаются две резко различные эпохи – «древнейшая», до последней трети V века, и «позднейшая», с конца V века. Б. Фармаковский согласился с тем, что в первый период элемент ритма действительно преобладает, но все-таки основной осью греческого искусства является не проблема движения, а проблема своеобразного отношения к природе. Более того, Б. Фармаковский, указывая на Родена, выразил сомнение в непревзойденности греческих достижений в области пластики.

Оскар Вальдгауэр также отвергал проблему движения как центральную для античного искусства, он считал, что «главной проблемой была проблема изображения индивидуальности, а индивидуальность лучше всего проявляется в движении». Б. Л. Багаевский считал, что основной проблемой античного искусства является изображение ЧЕЛОВЕКА. «Проблема движения – функция основной проблемы. Ритмика отдельных фигур и композиций возникает и так разнообразно разрабатывается именно потому, что существует основная проблема – изображение человека».

Перейти на страницу:

Все книги серии Российские Пропилеи

Санскрит во льдах, или возвращение из Офира
Санскрит во льдах, или возвращение из Офира

В качестве литературного жанра утопия существует едва ли не столько же, сколько сама история. Поэтому, оставаясь специфическим жанром художественного творчества, она вместе с тем выражает устойчивые представления сознания.В книге литературная утопия рассматривается как явление отечественной беллетристики. Художественная топология позволяет проникнуть в те слои представления человека о мире, которые непроницаемы для иных аналитических средств. Основной предмет анализа — изображение русской литературой несуществующего места, уто — поса, проблема бытия рассматривается словно «с изнанки». Автор исследует некоторые черты национального воображения, сопоставляя их с аналогичными чертами западноевропейских и восточных (например, арабских, китайских) утопий.

Валерий Ильич Мильдон

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов
«Крушение кумиров», или Одоление соблазнов

В книге В. К. Кантора, писателя, философа, историка русской мысли, профессора НИУ — ВШЭ, исследуются проблемы, поднимавшиеся в русской мысли в середине XIX века, когда в сущности шло опробование и анализ собственного культурного материала (история и литература), который и послужил фундаментом русского философствования. Рассмотренная в деятельности своих лучших представителей на протяжении почти столетия (1860–1930–е годы), русская философия изображена в работе как явление высшего порядка, относящаяся к вершинным достижениям человеческого духа.Автор показывает, как даже в изгнании русские мыслители сохранили свое интеллектуальное и человеческое достоинство в противостоянии всем видам принуждения, сберегли смысл своих интеллектуальных открытий.Книга Владимира Кантора является едва ли не первой попыткой отрефлектировать, как происходило становление философского самосознания в России.

Владимир Карлович Кантор

Культурология / Философия / Образование и наука

Похожие книги

Обри Бердслей
Обри Бердслей

Обри Бердслей – один из самых известных в мире художников-графиков, поэт и музыкант. В каждой из этих своих индивидуальных сущностей он был необычайно одарен, а в первой оказался уникален. Это стало ясно уже тогда, когда Бердслей создал свои первые работы, благодаря которым молодой художник стал одним из основателей стиля модерн и первым, кто с высочайшими творческими стандартами подошел к оформлению периодических печатных изданий, афиш и плакатов. Он был эстетом в творчестве и в жизни. Все три пары эстетических категорий – прекрасное и безобразное, возвышенное и низменное, трагическое и комическое – нашли отражение в том, как Бердслей рисовал, и в том, как он жил. Во всем интуитивно элегантный, он принес в декоративное искусство новую энергию и предложил зрителям заглянуть в запретный мир еще трех «э» – эстетики, эклектики и эротики.

Мэттью Стерджис

Мировая художественная культура
Сезанн. Жизнь
Сезанн. Жизнь

Одна из ключевых фигур искусства XX века, Поль Сезанн уже при жизни превратился в легенду. Его биография обросла мифами, а творчество – спекуляциями психоаналитиков. Алекс Данчев с профессионализмом реставратора удаляет многочисленные наслоения, открывая подлинного человека и творца – тонкого, умного, образованного, глубоко укорененного в классической традиции и сумевшего ее переосмыслить. Бескомпромиссность и абсолютное бескорыстие сделали Сезанна образцом для подражания, вдохновителем многих поколений художников. На страницах книги автор предоставляет слово самому художнику и людям из его окружения – друзьям и врагам, наставникам и последователям, – а также столпам современной культуры, избравшим Поля Сезанна эталоном, мессией, талисманом. Матисс, Гоген, Пикассо, Рильке, Беккет и Хайдеггер раскрывают секрет гипнотического влияния, которое Сезанн оказал на искусство XX века, раз и навсегда изменив наше видение мира.

Алекс Данчев

Мировая художественная культура
Миф. Греческие мифы в пересказе
Миф. Греческие мифы в пересказе

Кто-то спросит, дескать, зачем нам очередное переложение греческих мифов и сказаний? Во-первых, старые истории живут в пересказах, то есть не каменеют и не превращаются в догму. Во-вторых, греческая мифология богата на материал, который вплоть до второй половины ХХ века даже у воспевателей античности — художников, скульпторов, поэтов — порой вызывал девичью стыдливость. Сейчас наконец пришло время по-взрослому, с интересом и здорóво воспринимать мифы древних греков — без купюр и отведенных в сторону глаз. И кому, как не Стивену Фраю, сделать это? В-третьих, Фрай вовсе не пытается толковать пересказываемые им истории. И не потому, что у него нет мнения о них, — он просто честно пересказывает, а копаться в смыслах предоставляет антропологам и философам. В-четвертых, да, все эти сюжеты можно найти в сотнях книг, посвященных Древней Греции. Но Фрай заново составляет из них букет, его книга — это своего рода икебана. На цветы, ветки, палки и вазы можно глядеть в цветочном магазине по отдельности, но человечество по-прежнему составляет и покупает букеты. Читать эту книгу, помимо очевидной развлекательной и отдыхательной ценности, стоит и ради того, чтобы стряхнуть пыль с детских воспоминаний о Куне и его «Легендах и мифах Древней Греции», привести в порядок фамильные древа богов и героев, наверняка давно перепутавшиеся у вас в голове, а также вспомнить мифогенную географию Греции: где что находилось, кто куда бегал и где прятался. Книга Фрая — это прекрасный способ попасть в Древнюю Грецию, а заодно и как следует повеселиться: стиль Фрая — неизменная гарантия настоящего читательского приключения.

Стивен Фрай

Мировая художественная культура / Проза / Проза прочее