Избранное. Статьи, очерки, заметки по истории Франции и России

За любезными посланиями, которыми обменивались король и императрица после присоединения Крыма к России, в действительности скрывалась возросшая напряженность в русско-французских отношениях. Аннексия Крыма если и не стала полной неожиданностью для версальского двора, то в любом случае вызвала серьезную тревогу во Франции, где возросли опасения, как за судьбу Турции, так и за общую «тишину» в Европе, которая могла быть в любой момент нарушена новой русско-турецкой войной. В Версале с трудом скрывали досаду в связи с действиями русских в Крыму. И Людовик XVI и Вержен чувствовали себя обманутыми императрицей, еще совсем недавно столь искренне благодарившей их за содействие мирному исходу последнего крымского конфликта. Свое раздражение король и министр выместили на графе де Сен-При, отозванном из Константинополя в начале 1784 г.[225] «У нас в Константинополе не французский посланник, а русский, говорили при версальском дворе…»

[226], как будто граф де Сен-При действовал по собственной инициативе, а не по инструкциям короля и министра.

Новым французским посланником при дворе султана был назначен граф де Шуазель-Гуфье, давний недоброжелатель России. Когда-то граф издал книгу «Живописное путешествие по Греции», в которой сказал много нелестного о восточной политике России. «Французы посылают Шуазеля Гуфиер послом в Цареград, – писала Екатерина II Г.А. Потемкину 3 октября 1783 г. – Это тот, который “Вояж питореск де ла Грек” выдал и к оному предисловие, где предлагает из Греции составить республику.

Je crois que Vous connaissés cela, si non je Vous prie de lire la préface dans le livre; il est fort animé contre nous et décrit notre guerre avec les Turks avec la plus grande animosité (Я думаю, Вы это знаете; если нет, то прошу вас прочитать предисловие к этой книге, он очень раздражен против нас и с отъявленной враждебностью описывает нашу войну против турок)»[227].

В аннексии Крыма версальский двор усмотрел первый реальный шаг в осуществлении Греческого проекта Екатерины II, нацеленного на расчленение Турции и создание на европейской части ее территории православного государства (Дакии) во главе с Константином, вторым внуком императрицы. Подобного рода опасения подогревались донесениями маркиза Верака из Петербурга. «Императрица мало озабочена ценами в Крыму и на Кубани. Ее амбиции устремлены к Константинополю», – писал Верак 19 июля 1783 г. министру иностранных дел[228].

Информация, поступавшая в Петербург, свидетельствовала о крайней озабоченности Франции последствиями присоединения Крыма к России: «…здесь полны решимости не допустить никоим образом до совершенного изгнания турков из Европы, как до такого происшествия, которое может потрясть и политическую и коммерческую систему», – докладывал из Парижа присланный в помощь князю Барятинскому А.И. Морков[229]

.

Весьма важную роль в определении позиции Франции по вопросу русско-турецкой конфронтации играли интересы ее морской торговли и Средиземноморье. И.С. Барятинский сообщал в Петербург, что многие влиятельные и близкие к Вержену люди, благосклонно относящиеся к России, тем не менее, считают, что «Франция через присвоение Россией себе Крыма потеряет свою исключительность в торговле архипелагских продуктов»[230]. «Вержен был убежден, – отмечал французский историк П. Рэн, – что слабая Оттоманская империя – это самый лучший защитник французской торговли в Леванте. Перспектива увидеть в Черноморском бассейне и тем более у берегов Сирии вместо одряхлевшей Турции молодую и дерзкую Россию ужасала его в той же степени, как и распространение австрийского владычества на нижний Дунай. Поскольку у Вержена не было реальных возможностей давить на Екатерину II, он все усилия сосредоточил на Иосифе II, пытаясь привлечь к этому Фридриха II»[231].

Негативную реакцию во Франции вызвало заключение 10 июня 1783 г. между Россией и Турцией торгового соглашения, желательность которого предусматривалась в VI статье Кючук-Кайнарджийского мирного договора 1774 г. Это было тем более странно, что соглашение, подписанное сразу же после присоединения Крыма к России, давало надежду на сохранение мира между Россией и Портой, чего так страстно желала Франция. Здесь, по всей видимости, политические интересы Франции вошли в противоречие с ее экономическими интересами в Средиземноморье.