Самая трудная полоса в жизни Матильды кончилась. Что ждет ее впереди, она не знала. С того часа, как, очнувшись от сна, она почувствовала себя внутренне свободной, вышедшей из оцепенения, Матильда держалась на некотором расстоянии от Уэстона, как и после рождения Барбары. Теперь дело было за ним; он должен был разгадать, что творится в ее сердце.
Ежедневно Матильда предпринимала далекие прогулки и возвращалась домой свежая, полная сил. Она снова казалась моложе своих лет, несмотря на то что в уголках ее глаз залегли морщинки. Белая кожа Матильды опять была окружена душистым облачком, находившимся в беспрестанном движении. И все же в ее лице появилось что-то новое, придававшее Матильде особую привлекательность: было видно, что, несмотря на прожитые годы, несмотря на любовь и страдания, она осталась той же чистой девочкой, какой была много лет назад.
Однажды в чудесный августовский день вся семья случайно встретилась у прямой, как стрела, дорожки. Дорожка выбегала из леса — его листва уже слегка пожелтела — и терялась в темно-зеленом ельнике. Услышав голос Барбары, Матильда притаилась в зарослях бука.
— Мы должны добежать, папа, вон до того дерева, видишь, на нем висит дорожный указатель. До него метров сто, по-моему. Итак, я считаю… Раз, два, три… — Улыбнувшись Уэстону, Барбара бросилась бежать.
Уэстон решил про себя, что даст Барбаре выиграть это соревнование. Но ему пришлось собрать все силы, чтобы не слишком отстать от тоненькой девчушки с голыми ногами, которая мчалась как вихрь.
Матильде вдруг показалось, что у нее выросли крылья. Так хорошо ей стало. «Какое счастье, что он пережил войну и дурачится теперь со своей дочуркой. Надо стать на колени и поблагодарить судьбу». Она хотела незаметно уйти. Но было уже поздно. Отец с дочерью, взявшись за руки, направлялись к ней. Матильде пришлось выйти из своего убежища.
— Вот мы и встретились, — сказал Уэстон, улыбаясь.
Барбара задумчиво переводила взгляд с отца на мать, а потом вдруг сделала вид, будто ее чрезвычайно заинтересовал высокий папоротник, росший чуть поодаль у самой чащи.
Разгоряченный бегом наперегонки, Уэстон вытирал платком лоб и розовые шрамы с зазубренными краями. У Матильды сжалось сердце, а потом вдруг забилось сильнее, — она мысленно погладила рукой рубцы мужа. Накануне Матильда нашла в ящике письменного стола газетную вырезку, в которой говорилось, что Уэстон был четыре раза ранен. «Господи, сколько он перенес! А мне он не написал ни словечка. Он щадил меня. Боже мой, как он щадил меня!»
В лесу, под навесом из густой листвы, было прохладно и тихо. Уэстон и Матильда стояли около высокого муравейника из сухой хвои, муравьи натаскали ее из соседнего леса; не обращая внимания на людей, наблюдавших за ними, муравьи неутомимо возводили свой дом.
Только сейчас Уэстон и Матильда почувствовали радость встречи. На нежном лице жены Уэстон прочел все, что Матильда пережила за долгие годы их разлуки.
Он понял, что бывают секунды, навек соединяющие людей.
— Ты опять цветешь, — заметил Уэстон. Взглядом он сказал жене, что должен поведать ей еще очень-очень много. Казалось, он в первый раз остался наедине с желанной и любимой женщиной, но еще не осмеливается приблизиться к ней.
— Какие у тебя ясные глаза! — продолжал Уэстон, улыбаясь. — И блестящие волосы! Ты у меня — красавица.
— Я уже старуха. — Смущенная Матильда зарделась, как молоденькая девушка.
Уэстон обнял ее.
В последующие недели в их отношениях наступила перемена. Шесть лет войны не были обычными годами, они отняли у Матильды и Уэстона молодость; теперь им суждено было узнать, что брак — это не только страстная любовь, но и союз, скрепленный общими радостями и общим горем.
Да, они были неразрывно связаны друг с другом. В сутолоке повседневных дел им достаточно было обменяться взглядом и улыбкой, чтобы ощутить тихую радость бытия. По временам в них вспыхивало горячее чувство благодарности за вновь обретенное счастье. Матильде было тридцать восемь, Уэстону — сорок шесть.
В начале сентября из Америки в Европу вернулись двойник и немецкий историк. Австрийский журналист уже несколько дней находился в Швейцарии — по заданию еврейской организации в США он писал книгу о положении евреев в Западной Европе.
За круглым столом под каштаном собрались три друга, бежавшие из концентрационного лагеря в Бретани в июне 1940 года. Вместе с Уэстоном они прошли всю оккупированную Францию, от Атлантического океана до Средиземного моря. Рассказы о прошлом настроили собеседников на сентиментальный лад; теперь бегство казалось им дорогим воспоминанием. Но потом друзья все же перешли к проблемам, волновавшим людей в послевоенном мире.