Избранное. В 2 т. Т. 2

(Когда четыре недели спустя, исцелившись от наркомании, он в два счета собрался и покинул меблированную квартиру в Мюнхене и отправился с женой в Швейцарию, хозяйка квартиры нашла в чулане девяносто девять экземпляров этой брошюры и продала их на обертку мясоторговцу Рюкену, лавка которого находилась на той же улице. За это ей была выдана свиная котлета. Еще сорок пять лет спустя, в середине двадцатого века, молодой психоаналитик, единственный человек, которому жена доктора послала брошюру, считался во всей Европе гениальнейшим из ныне здравствующих представителей науки о психоанализе. И никто не подозревал, что все его учение, в некоторых вопросах отходившее от фрейдизма, было построено на ранее открытых и решающих выводах его бывшего соперника — доктора Отто Крейца. Доктор — фигура столь же гениальная, сколь и трагическая, — давно уже лежал в могиле.)

Он стоял у окна своего номера на первом этаже. Брошюра была утром отправлена жене. Все эти четыре дня и четыре ночи доктор ничего не ел и только изредка позволял себе на несколько минут прилечь не раздеваясь. Коробка из-под кокаина была давно пуста.

Глаза помутнели, как матовое стекло, ноздри разъел кокаин. Опустошенный, смотрел он вниз на измятое бурей озеро. Уже несколько дней над озером нависала буря. Сегодня около десяти утра задул сухой, порывистый ветер. Потемнело. Только когда молния раскалывала долину, становилось видно взлохмаченное, покрытое белой пеной озеро.

Большое, расположенное в тридцати метрах от гостиницы здание санатория, где доктор уже дважды проходил курс лечения, казалось, вообще исчезло — берега не было видно. Озеро превратилось в безбрежное, разъяренное море.

Мысль о том, что и третий курс лечения только на время исцелит его от болезни, словно длинная белая нить протянулась через больной, воспаленный мозг, и у нее, как у всякой нити, был конец — только поставив на карту жизнь, можно спасти ее. Пройти в лодке сквозь бушующий вулкан озера. Словно испорченная пластинка в мозгу повторяла все время одно и то же: только поставив на карту жизнь, можно спасти ее.

Он бросился вниз по лестнице; в изможденном, прогнившем теле осталось одно лишь желание — поставить на карту жизнь, чтобы спасти ее. Воющий ветер подхватил его у дверей и понес, как нечто лишенное веса, по безлюдной деревенской улице к озеру.

Он знал, где привязаны лодки.

Ветер несколько раз выбрасывал на берег маленькую лодчонку, потом вдруг потащил ее в бушующее озеро. Ни капли дождя не падало с воспаленного неба. Сухие горячие порывы ветра бросали пляшущую лодку из стороны в сторону — то с гребня волны в провал, то снова на гребень — все по кругу и по кругу.

Доктор, который живым или мертвым хотел попасть на противоположный берег и поставил на карту все, чтобы преодолеть два километра возмущенной стихии, не знал уже, где какой берег. Но все равно, любой берег — это означало жизнь. И пусть даже разрывается сердце — все равно, он не бросит весла. Пока сердце не разорвется.

Сплошная стена тумана, кое-где продырявленная ветром, разодранная в клочья и снова смыкающаяся, поглотила и бешено ныряющую лодку и покрытого потом человека. Все окутал туман. Он видел теперь только две руки, судорожно сжимающие рукоятки весел, но не сознавал больше, что они принадлежат ему. Обособленная, самостоятельная воля использовала эти руки для гребли.

Когда лодку через тянувшийся часами бесконечный час вышвырнуло на берег, прямо на ствол плакучей ивы и она разбилась в щепы, доктор получил доказательство, что безвольный человек, подверженный приступам, с которыми здоровый шутя справляется, способен на одно-единственное, неповторимое усилие воли, но на такое, перед которым спасовал бы любой здоровый человек.

Какой-то крестьянин нашел доктора и донес его до гостиницы. Он проспал двадцать часов. Мучительный голод разбудил его.

Через четыре недели доктор вернулся домой загорелый, сильный, окончательно исцеленный.

Они тотчас же отказались от квартиры и переехали в Швейцарию. Год спустя они вернулись в Мюнхен со здоровым ребенком.

У Спеллы умер муж. Чтобы в комнату попадало больше света, Альбрехт надумал вымыть горячей водой с мылом закопченную стеклянную крышу над внутренним двором, но провалился и пролетел все пять этажей. Сегодня утром состоялись похороны при участии большинства завсегдатаев кафе Стефани.

Спелла облачилась в трогательный траур: нацепила забавную, украшенную крупными мушками черную вуаль, свисающую ниже груди. Она одиноко сидела в кафе на мягком диванчике у окна, там, где она всегда сидела с ним, и обращала запудренное до меловой белизны личико к дверям, с беспомощным вопросом в глазах, словно ожидала, что он вот-вот войдет. Она плакала.