Избранное в двух томах. Том 2

космонавты будут годами добираться до какой-нибудь далекой планеты, изредка

пытаясь найти свою Землю среди множества мелких звездочек, видимых в

иллюминаторах корабля.

Что же касается полетов орбитальных или даже имеющих своей целью Луну, то в них — это выяснилось довольно быстро — скучать космонавтам стало

некогда. Какой уж там недостаточный приток впечатлений! Дай-то бог

программу каждого очередного дня полностью провернуть и все с этим

связанные впечатления переварить! Именно это стало одной из главных забот

космонавтов.

И когда вернулся на Землю экипаж «Союза-16» — А. В. Филипченко и Н. Н.

Рукавишников, — руководитель подготовки наших космонавтов В. А. Шаталов

(сам до этого трижды слетавший в космос), оценивая работу своих коллег, сделал

особый упор на то, что экипаж «полностью выполнил программу». То же самое

он подчеркнул полугодом раньше, говоря о полете П. Р. Поповича и Ю. П.

Артюхина на орбитальном комплексе «Салют-3» — «Союз-14»: «Во-первых, экипаж выполнил всю запланированную программу...»

Видите: во-первых!.. Это стало первым! О мужестве, отваге и тому подобных

категориях разговора нет: они подразумеваются. Как условие необходимое, но в

наше время уже недостаточное. Просто согласиться сесть в корабль, который

увезет тебя в космос, сегодня мало. В космосе нужно работать. Работать с

предельной интенсивностью. И — квалифицированно!

Постепенно требования к космонавтам и в этом отношении стали

ужесточаться. Как-то раз очередной работающий в космосе экипаж немного

поднапутал — нажал какие-то кнопки в неправильной последовательности. Дело

удалось с помощью ЦУПа поправить: нужный маневр был выполнен, хотя и не

оптимальным путем. Пришлось по заведенному порядку доложить об этом

«наверх» — чересчур широкий круг людей был в курсе происшествия и

информация о нем так или иначе не могла не просочиться. Выслушав доклад, Д.

Ф. Устинов, курировавший тогда космические дела, подумал и сказал:

— Пора нам начинать наказывать.

355 Подумал еще и добавил:

— Наказывать тех, кто готовит космонавтов. .

Да, работать в космосе стало непросто.

Интересно, что и в этом смысле история развития космических полетов в

основных чертах повторила историю авиации. Сравните деятельность первых

пилотов, которые совершали свои героические (конечно же героические!) полеты, — можно сказать, ради самих этих полетов, ради того, чтобы убедиться

самим и убедить других: человек может летать, — с деятельностью современного

летчика-испытателя, каждую секунду выше головы загруженного бездной дел: управлением самолетом и его многочисленными системами, установлением

предусмотренных программой (зачастую очень непростых, никогда в нормальной

эксплуатации не встречающихся) режимов, ориентировкой в пространстве, ведением связи, записями в планшете — всего не перечислишь!

Не хочу напрасно огорчать своих друзей — космонавтов, но боюсь, что чаша

сия ожидает их в самом недалеком будущем. Впрочем, почему в будущем? Уже

сейчас космонавт В. В. Коваленок на вопрос о том, чего в космосе больше всего

не хватает, а чего в избытке, ответил: «Больше всего не хватает времени. А

интересных дел всегда избыток. .»

Какой уж тут «информационный голод»!..

Из экипажа «Восхода» я был хорошо знаком с Владимиром Михайловичем

Комаровым и Константином Петровичем Феоктистовым. Третьего члена экипажа

— Бориса Борисовича Егорова, — к сожалению, знал гораздо меньше: по своей

врачебной специальности он занимался работами, к которым я прямого

отношения не имел.

Комаров в отряде космонавтов выделялся прежде всего самой своей

«докосмической» биографией. К моменту прихода в Центр он уже многое имел за

плечами. В авиацию он пришел... Да, строго говоря, он в нее и не пришел: начало

сознательной жизни застало его уже, можно сказать, в авиации — в специальной

средней школе Военно-Воздушных Сил: были в свое время такие учебные

заведения. Неудивительно, что, получив среднее образование, Комаров прямым

путем пошел в военно-авиационное училище летчиков, после

356

окончания которого пять лет служил летчиком-истребителем в строевых частях.

Летал на самых скоростных по тому времени самолетах, учился сам, учил других

— и в какой-то момент почувствовал, что дальше проникать в глубинную суть

явлений, сопутствующих полету, ему уже трудно. Вернее, нецелесообразно.

— КПД не тот, как объяснил он впоследствии. А жить иначе как с самым

высоким КПД - коэффициентом полезного действия —он не желал. Был в этом

смысле максималистом. Потому и поступил в прославленную Военно-воздушную

инженерную академию имени Жуковского. Заметьте: в инженерную. Не все

друзья, даже близкие, поняли это решение («Что тебе, летать надоело?»). Нет, летать ему не надоело. Ему этого стало мало — просто летать. Он хотел летать