Избранное в двух томах. Том 2

самое, с их точки зрения, интересное, чем откровеннее покажут подробности

живой жизни людей космоса — земные и небесные, вызывающие улыбку и

трогательные, лирические и драматические, такие, «как у всех», и такие, «как

нигде», — тем ближе станут космические дела и люди, в них участвующие, каждому читателю, радиослушателю,

352

телезрителю. Тем мощнее окажется этот невидимый, но, без сомнения, очень

всем нам нужный пропагандистский эффект. Тем больше людей станут

воспринимать космос не как «их», а как «наш» или даже как «мой».

Вот почему я с таким одобрением воспринимаю все расширяющееся

вторжение передатчиков массовой информации — корреспондентов, кинематографистов, телеоператоров — не только на космодром или в район

посадки космического корабля, но даже и на самый этот корабль. Неважно, что в

последнем случае в роли корреспондентов выступают. . Впрочем, почему же

неважно? Напротив, очень важно, что в этой роли выступают сами космонавты, прибавляя к своим и без того многочисленным обязанностям еще и эту! Им тут и

карты в руки!.

Вспомним хотя бы телевизионные интервью и целые пресс-конференции, которые мы с таким интересом и сопереживанием смотрим в ходе едва ли не всех

космических полетов.

Нетрудно понять, что в общей загрузке космонавтов эти интервью и

конференции представляют собой ощутимый довесок. Так, может быть, напрасно

это делается? Не лучше ли было бы поэкономнее расходовать энергию людей, делающих в космосе свое прямое — и без того достаточно трудное — дело? Или

хотя бы перенацелить эту энергию с разговоров с нами на какие-то

дополнительные научные и технические исследования?.

Нет! Не лучше это было бы. Только хуже.

Космическая информация превратилась в потребность для множества людей

*. Установленная на стартовой позиции ракета «Восхода» выглядела чем-то

наряднее обычного. В первый момент я не уловил — почему. А потом сообразил: дело заключалось в том, что последняя — верхняя — сту-

* Тут, однако, нужно оговориться — не всякая! Только правдивая, объективная, неконъюнктурная. Не такая, какую мы получили уже в перестроечные времена в сообщении

ТАСС о первом полете ракеты-носителя «Энергия», где соседствовали такие фразы: «Из-за

нештатной работы его систем макет спутника на заданную орбиту не вышел» и «Цели и задачи

пуска.. выполнены полностью».

353

пень ракеты была окрашена не в ставший привычным светло-серый цвет, а в

крупную черно-белую клетку,

— Как кафель в ванной комнате, — сказал один из инженеров космодрома, по-видимому твердо стоявший на той точке зрения, что эстетика технических

устройств — в их рациональной строгости. Кстати, он и на собственной

автомашине последовательно проводил те же принципы: не признавал никаких

вошедших было в моду украшательских тигрят, собачек, висюлек и тому

подобных, как он называл, «финтифлюшек».

Но к ракете «Восхода» все это отношения не имело. Ее раскрасили в

«кафельную» клетку не для красоты, а исходя из соображений вполне деловых: в

программу полета было включено наблюдение за последней ступенью после ее

разделения с кораблем.

Вообще, надо сказать, в программу «Восхода» записали довольно много.

Настолько много, что, пролетав сутки, экипаж запросил у Земли разрешения

продлить время работы еще на двадцать четыре часа: какие-то «хвосты» задания

остались недоделанными. Вернее, как сказал Феоктистов на послеполетном

разборе, «еле-еле справились со всем, что собирались сделать. А обдумать не

торопясь или сделать что-то, что пришло в голову в полете, времени уже не было.

Надо планировать время на исследования в полете с запасом».

Пожалуй, именно с этого полета произошел крутой — на сто восемьдесят

градусов — поворот в проблеме занятости космонавта.

Давно ли авиационный врач и психолог Ф. Д. Горбов в статье «Психология

космического полета» указывал — для того времени вполне справедливо — на

возможные психологические трудности, связанные с отсутствием у космонавта

«достаточного притока впечатлений». Чтобы проверить устойчивость психики

будущих космонавтов в подобной ситуации, их сажали по одному на много дней

в сурдокамеру — полностью изолированное от внешнего мира помещение, в

которое не проникал извне ни один звук, ни один луч света, ни один, как сказали

бы кибернетики, бит информации. Космонавты говорили, что это было непростое

испытание. Заросшие многодневной бородой, даже, как мне показалось, какие-то

одичавшие, вылезали они — прямо в руки врачей — из этой сурдокамеры.

Но очень быстро — всего через несколько лет и несколько космических

полетов — опасение, что космо-

354

навту грозит информационный голод, было забыто. Или, точнее, не вообще

забыто, а переадресовано дальним космическим полетам будущего, в которых