Читаем Избранное в двух томах. Том 2 полностью

беспредельном космосе «следы деятельности каких-то других разумных обществ, засечь сигналы внеземной цивилизации», он признается, что хотя «всерьез такую

проблему мы пока не воспринимаем», но ему в это «хочется верить, скажем так, потому что очень уж грустно, если мы одиноки в мире.. ».

Согласитесь, такой повод для грусти не очень-то вяжется с устоявшейся в

литературе фигурой рационального, суховато мыслящего, чем-то похожего на

создаваемые им машины ученого-конструктора.

Чего уж после этого ожидать от людей литературы и искусства. И

действительно, Назым Хикмет на вопрос журналиста Н. Мара, что он хотел бы

увидеть на Луне, если бы полетел на нее, ответил — ответил в январе 1962 года, когда полет на Луну еще воспринимался большинством людей на Земле как

чистая фантазия (опять она!):

— Новые краски, формы, которых не знает Земля. Слушая Гагарина и

Титова, я понял, что, например, черный цвет там абсолютно черный. . Замечу, кстати, что покорение космоса оказывает большое влияние на искусство.. Космос

будет влиять и на литературу — он требует от писателя большого кругозора и

глубины..

Влияние на искусство.. Влияние на литературу.. Право же, довольно

весомое дополнение к тому, что мы говорили по вопросу о том, «а кому он

нужен, этот космос?».

И по-человечески очень понятно, почему, особенно в первые годы полетов

пилотируемых космических кораблей, многих из нас так потянуло на

романтические преувеличения или, по крайней мере, на романтически

преувеличенные формулировки. Взять, к примеру, хотя бы выражение: «рейс к

звездам», тысячу раз приложенное к орбитальным полетам. Ведь если

нарисовать, соблюдая масштабы, земной шар и огибаю-

404

щую его траекторию такого полета, то линия пути космического корабля

практически сольется с линией земной поверхности, — ну что, в самом деле, составляет высота полета в 400—500 километров по сравнению с двенадцатью с

половиной тысячами километров— диаметром нашей планеты!. Так что, строго

говоря, это «звездное» плавание — плавание довольно каботажное. По сути

дела..По нашему душевному восприятию — нет! Только звездное — и ни капли

меньше!

Откуда возникло такое восприятие? Интуитивно это понятно, наверное, каждому, но особенно четко я понял, в чем -тут дело, прочитав очень

понравившуюся мне книгу моряка и писателя Виктора Конецкого «Среди мифов

и рифов». Участвуя в экспедиции в Атлантику в качестве второго помощника

капитана — «секонда». — судна «Невель», он неожиданно получил возможность

как бы прикоснуться к космосу. Задачей экспедиции было радиослежение с «той»

стороны земного шара за советской космической станцией, которая отправлялась

на Луну. Поначалу Конецкий — профессиональный моряк, привыкший к тому, что флот (недаром именуемый торговым или коммерческим) выполняет задачи

гораздо более конкретно хозяйственные, — относился к стоявшим перед

экспедицией проблемам с известной долей скепсиса. Обнаружив под заголовком

морской карты примечание: «На территории Португальской Гвинеи и Сьерра-Леоне речки, показанные точечным пунктиром, даны гипотетически.. » — Виктор

Викторович ворчливо замечает: «Мы Земли не знаем, а лезем на Луну.. » И все

же с секундомером в руках проверяет («Ради праздного любопытства») совпадение фактического момента появления сигнала лунной станции с

расчетным. А главное — задает «в темноту» вопрос: «Там летит какой-нибудь

парень?» Вот в этом-то, я убежден, все дело! Наличие на борту космического

корабля «какого-нибудь парня» (или «каких-нибудь парней») существенно

меняет ситуацию. Для скепсиса места больше на остается. Это, может быть, трудно объяснить словами, но по психологии человеческой — это так. Поставить

мысленно себя — лично себя — на место любого, пусть самого хитрого, автомата

мы не можем. А на место другого человека — можем. И, думая о кос-405

мических полетах, каждый из нас пусть подсознательно, но неизбежно делает это.

Отсюда и то самое восприятие. .

. .За годы, прошедшие со дня полета первого «Востока», человек на борту

космического корабля утвердился прочно. Поразительно умножились и

расширились его функции. А вслед за этим — иначе в жизни не бывает — еще

больше возросла и ответственность. Но новая ответственность — это и новые

мысли, новые переживания, новые поводы для беспокойства.

Космонавт В. В. Лебедев, проработавший вместе с А. Н. Березовым на

станции «Салют-7» более семи месяцев (это была для своего времени самая

длительная экспедиция в истории мировой космонавтики), рассказывал, какую

дополнительную — еще одну! — эмоциональную нагрузку влекут за собой эти

новые, непрестанно расширяющиеся функции: «Вот, скажем, увидели пятно в

океане. Похоже на мощные косяки рыбы. Доложили на Землю. Понимаем, что по

нашему докладу двинутся целые рыболовные флотилии — десятки судов, тысячи

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное