Избранное в двух томах. Том I

— Был у меня в ту пору начальник, подполковник Егерьев. Строжайших правил был человек. Узнал он, что разводиться собираюсь, вызвал меня и сказал: «Мне до вашей личной жизни дела нет. Живите, с кем хотите и как хотите. Но предупреждаю: чтоб никаких поводов для разговоров о разводах и прочих аморальных явлениях!» Струсил я, грешный человек. Вот так и остался…

А потом Федор Федорович спросил напрямую:

— Как у вас дальше-то с Еленой Владимировной сложится?

Я сначала смутился. А потом откровенно признался Федору Федоровичу во всем и даже спросил, как бы он поступил на моем месте.

Но кто может дать верный совет в таких делах?

Единственное, что он мне посоветовал — не затевать переселения.

— Начнете — это сразу любопытство вызовет: а почему замполит квартиру срочно меняет?

Да я и сам уже пришел к такому же мнению. И в конце концов главное не в том, чтобы сохранить мои отношения с Леной в тайне, а в том, чтобы решить их правильно, если уж я забочусь о своем авторитете. А притворяться перед всеми, делать вид, что ничего особенного с тобой не происходит, противно! Ведь я же учу людей искренности, прямоте. И от самого себя требовать всего этого должен по самой полной нравственной норме.

Я объяснил Лене, что перемена квартир — не решение вопроса, и она, хотя и не сразу, согласилась со мной.

Так мы и остались с Леной под одной крышей. Но теперь мы виделись с нею все реже. Мне казалось, что она начинает избегать меня. Что-то все более мешало мне запросто, как бывало еще недавно, заглянуть к ней в комнату, посидеть, поговорить по душам…

5

Пришла весна. Неторопливая, северная весна. На заливе, сколько видно до горизонта, продолжал лежать лед, и стояли еще холода. Но уже кончилась полярная ночь, и показавшееся после долгой зимней отлучки солнце медленно, как бы еще не набрав сил, но с каждым днем все выше подымалось над горизонтом и вечерами скрывалось ненадолго, не гася дня. Над нашим военным городком в светлом небе все чаще проплывали косяки птиц, летящих с юга в родные северные места. В тундре снег постепенно серел, опадал, все больше и больше в нем голубели лужи, следы гусениц наших транспортеров наливались водой, и она стояла в них чистая-чистая, прозрачная, как весенний воздух. Как всегда весной, в те минуты, когда голова, пусть ненадолго, освобождалась от служебных забот, становилось как-то не по себе — хотелось перемен, хотелось чего-то радостного, — это весеннее чувство знакомо мне с мальчишеских лет. И, уже привычная в начале весны, особенно острой бывала грусть: о том, что годы уходят, а в жизни многое не заладилось… Я сам удивлялся, как же так получилось, что в сорок с лишним лет я, в общем-то совсем неожиданно для себя, оказался в каких-то странных холостяках, очутился как бы между двух берегов. От одного берега, того, где Рина, я оторвался, но еще тянулся канатик, связывающий меня с ним — забота о Вовке и, несмотря ни на что, не проходящая боль, почему же у нас с Риной так получилось. Другой берег — Лена, был близко, но его застилал туман сомнений, которые, я знал, мучают Лену не меньше, чем меня. Камешек горя в фундаменте счастья — это помнилось постоянно.

Теперь мы общались с Леной совсем мало, хотя и виделись ежедневно — правда, в основном мельком, в квартирном коридоре. Я тосковал по ней отчаянно, возможно, более, чем если бы мы находились вдали один от другого.

Наступил июнь, только-только стаял снег; зазеленела тундра, украсившись неяркими северными цветами. Черный гранит прибрежных скал стал черно-белым от тысяч гнездящихся на нем птиц. Но лед у берегов еще лежал, и только дальше, в стороне открытого моря, в белых ледяных полях, синели большие разводья. У Лены заканчивались занятия в школе. Она собиралась уехать в Тамбов к матери и к дочери, по которой очень соскучилась, не видав ее год. Вернется ли она на мыс Терпения? Я спросил ее об этом. «Не знаю… — ответила Лена. — Может быть, и вернусь». И эти ее слова заронили во мне искру надежды.

В эту пору, когда солнце уже не сходило с небосвода, щедро возмещая теплом и светом свое долгое зимнее отсутствие, у нас начались большие многодневные учения с длительными переходами по тундре вдоль побережья — мы отрабатывали тему отражения десантов противника. Но вот учения закончились. По пути домой я представлял себе, как вечером увижу Лену… Но, войдя в свою комнату, увидел на столе письмо Лены. Из него я узнал, что она уже уехала.