Избранное

Алло, Зина, так вот слушай… Нет, погоди, по-моему, кто-то в трубку дышит… Ах, это ты? Ну, не дыши некоторое время… Погоди! Так… И он теперь не дышит!..Вот, мерзавец!.. Ну, черт с ними… Раз совести нет, пусть слушают… Я буду намеками говорить… Ты соображай!.. Так вот. Во-первых, по поводу твоего «Эн».. Ну, кто у тебя в семье «Эн»… Никита твой, кто ж еще… Так вот я говорила с тем человеком, который устраивает… Ну, что «куда, куда»? Ту-да! Куда Степанида устроила своего «Я»… Понимаешь? Так вот этот человек, который устроил ее «Я», берется устроить и твоего «Эн», но говорит, что это теперь сложнее… Потому что ректора, который помогал, уже нет… Его временно нет. Понимаешь? Он «присел»… Понимаешь? Ну, что ты такая тупая… Откинь приставку «при»… Да! А то, что осталось, то – на пять лет… Поняла? Вот! Сейчас строго… Поэтому на общих основаниях… А это дороже… Что «сколько»? С ума сошла, по телефону… Комодик помнишь, который я тебе в комиссионке показывала? Так вот сложи три комодика и плюс еще один распили пополам… Что «зачем»? Он столько хочет… Ну, откуда я знаю, зачем ему столько комодиков?! Может, у него квартира большая… Тьфу, черт! Погоди! По-моему, опять кто-то дышит… Алло! Товарищ, повесьте трубку, это неприлично!.. Алло! Черта с два он повесит… Я сама бы в жизни не повесила… Вчера, представляешь, снимаю трубку и вдруг слышу, какая-то женщина рассказывает про текстильный комбинат… Ну, я затихла, знаешь, я ведь ткань на платье ищу, а это оказалось радио «Маяк»! Представляешь? Как идиотка целый час слушала «Последние известия»…

Ну, ладно. Теперь второе… Хочешь завтра пойти к Сидоровым на кино? Ну, к каким Сидоровым? Которые видеомагнитофон купили… Сама знаю, что они не Сидоровы, но они просили не афишировать… Понимаешь, про кого говорю? Ну, вот. Им на завтра дали два фильма… Что «какие»? Буду я тебе по телефону… «Кубанские казаки»! Да, и уже с переводом… И еще один, который ты хотела посмотреть… Ну, который на «Эм» начинается а на «эль» кончается… Восемь букв! При чем здесь «по вертикали»? Это ж не кроссворд!! Там и по вертикали, и по горизонтали, по-всякому… Пойдешь? Тогда отзвони им…

Погоди. Кто там кряхтит? Алло! Зина? Это ты? Чего-то голос у тебя изменился… Я говорю, голос у тебя какой-то хриплый стал… Это ты или не ты?! Зина! Погоди! Сколько я тебе должна?! Нет скажи: сколько я тебе должна? Правильно, двести рублей! Да нет, я не собираюсь отдавать, просто проверяю, ты или не ты, а то какой-то голос чужой… Фу, черт, аж сердце захолонуло… Ну, ладно. У тебя-то что нового? А в личной жизни?.. Ты с этим еще встречаешься? Как у него дела? Что значит «устроили на кладбище»? Вер, ты это в переносном смысле? Нет? Действительно на кладбище? Ох, господи! Он же совсем молодой мужик был… Ах, директором? Фу, черт, меня аж захолонуло… Опять язва заболела, пойду водку с хреном принимать… Ладно, кончаем разговор… Это ж мука какая-то… Клади трубку! Первая клади, а я гудки послушаю. А то кладешь иногда, а гудков нет… И ничего нет… Такая тишина, как в могиле…

Клади!.. (пауза)…Алло!.. Там есть кто? Алло! Ну, чего боитесь? Ответьте… Поговорим, как люди, не таясь… Нет, что ль, никого? Чего ж тогда молчишь… Эх, вы… Ту-ту-ту-ту (На всякий случай с Новым годом, чтоб ты сгорел…)

«Захлестнули нас волны времени…»

Сергей Петрович Бурыкин возвращался с похорон своего директора в подавленном настроении. Горько было вовсе не потому, что Сергей Петрович очень уж любил покойного, – он его как раз не любил, – горько было, что ему, Сергею Петровичу Бурыкину, не дали выступить на панихиде и сказать об усопшем, как и положено, несколько добрых слов.

Бурыкин не впервые провожал директоров в последний путь, и всегда ему предоставлялось слово. Он и в этот раз подготовился, составил текст речи, записался в список выступавших, но в тот самый момент, когда подошла его очередь и он даже сделал шаг к микрофону, председательствующий вдруг объявил:

– На этом траурный митинг разрешите считать закрытым!

У Сергея Петровича похолодело внутри от неожиданности. Он растерянно оглядел сослуживцев, как бы ища сочувствия, но все отводили глаза и делали скорбные лица. И хотя скорбь можно было бы отнести на счет печальности общего момента, но Бурыкин был человеком опытным и умел отделять общее от частного: он понял, что скорбят по нему.

А дальше события начали развиваться стремительно: в автобусе, где ехало все начальство, Бурыкину почему-то не хватило места, и пришлось трястись в грузовике; на кладбище его личный, бурыкинский венок положили не в центре, а как-то сбоку и лентой вовнутрь; а в довершение всего его не пригласили на поминки. То есть именно не пригласили, а не забыли пригласить, поскольку он несколько раз попадался вдове на глаза, напоминая о своем присутствии…

Совершенно убитый горем, Сергей Петрович вернулся домой и рассказал о случившемся жене. Его жена, Зинаида Николаевна Бурыкина, не сразу поняла всю серьезность ситуации:

– Может, это случайно, Сережа, а?