Избранные диалоги

К тем, кто умеет это делать, я обращаюсь до сих пор, а правильно или нет {C} — бог ведает, называя их «диалектиками».163 Но скажи, как назвать тех, кто учился у тебя и у Лисия? Или это как раз и есть то искусство красноречия, благодаря которому Фрасимах и остальные и сами стали премудрыми в речах и делают такими всех, кто только пожелает приносить им дары, словно царям?164

Федр. Они и вправду люди царственные, но в том, о чем ты спрашиваешь, не сведущи. На мой взгляд, ты правильно назвал этот вид «диалектикой», потому что красноречие, по-моему, {D} мы с тобой упустили.

Сократ. Разве? Было бы прекрасно, если бы все остальное, помимо диалектики, тоже входило бы в понятие искусства. Во всяком случае, ни мне, ни тебе нельзя им пренебрегать и следует поговорить о том, что такое это остальное, то есть красноречие.

Федр. Об этом, Сократ, очень много говорится в книгах по искусству красноречия.

Сократ. Хорошо, что ты напомнил о них. По-моему, сперва, в самом начале речи, должно быть вступление. Это ты называешь тонкостями искусства или нет?

{E}Федр. Да.

Сократ. А на втором месте — изложение и за ним — свидетельства, на третьем месте — доказательства, на четвертом — выводы. А тот превосходнейший Дедал красноречия, что родом из Виза́нтия, называет еще и подтверждение и добавочное подтверждение.

Федр. Ты говоришь о Феодоре?

{267}Сократ. Конечно. И в обвинительной и в защитительной речи еще должно быть опровержение и добавочное опровержение. А разве можно не отвести видного места прекраснейшему Эвену с Пароса?165 Он ведь первый изобрел побочное объяснение и косвенную похвалу. Говорят, он, чтобы легче было запоминать, изложил в стихах свои косвенные порицания — такой искусник!

А Тисия166 и Горгия неужели мы оставим в покое? Они дознались, будто вместо истины надо больше почитать вероятность, и силой своего красноречия выдают малое за большое, а большое {B}

— за малое, новое представляют древним, а древнее — новым и измышляют по любому поводу то сжатые, то бесконечно пространные речи. Я как-то сказал об этом Продику, а он рассмеялся и ответил, что один он открыл надлежащие правила красноречия: все речи должны быть в меру, ни длинными, ни краткими.

Федр. Ты всех умнее, Продик!

Сократ. А как умолчать о Гиппии? Ведь и наш друг из Элеи167 был, по-моему, одного с ним мнения.

{C}Федр. Наверно.

Сократ. А что нам сказать о «Музее слов» Пола — о его двойных речениях и изречениях, сказаниях и иносказаниях, обо всех Ликимниевых словесах,168 которые тот подарил ему, а этот взял для благозвучия?

Федр. А у Протагора, Сократ, разве не было чего-нибудь в этом же роде?

Сократ. Было и учение о том, как правильно говорить, дитя мое, и еще много хороших вещей. Но в жалобно-стонущих речах о старости и нужде взял, по-моему, верх своим мощным искусством халкедонец.169 Он умеет и вызвать гнев толпы, и снова {D} укротить разгневанных своими чарами — так он уверяет. Потому-то он так силен, когда требуется оклеветать или опровергнуть клевету, откуда бы она ни исходила. А относительно заключения речи у всех, видимо, общее мнение одно: только одни называют его сокращенным повторением, а другие иначе.

Федр. Ты говоришь, под конец нужно в главных чертах напомнить слушателям все, что было сказано?

Сократ. Да, по-моему, так, но, видно, ты можешь сказать об искусстве красноречия что-нибудь другое.

Федр. Мелочи, о них не стоит говорить.

{268}Сократ. Оставим мелочи в стороне. Лучше рассмотрим при ярком свете, как и когда красноречие воздействует своим искусством.

Федр

. Оно действует очень сильно, Сократ, особенно в многолюдных собраниях.

Сократ. Да, это так. Но, друг мой, взгляни и скажи, не кажется ли тебе, как и мне, что вся основа этой их ткани разлезлась?

Федр. Объясни, как это так.

Сократ. Скажи-ка мне, если кто обратится к твоему приятелю Эриксимаху или к его отцу Акумену и скажет: «Я умею как-то так действовать на человеческое тело, что оно, по моему усмотрению, {B} станет горячим или холодным, а если мне заблагорассудится, я вызову рвоту или понос и многое другое в этом роде. Раз я это умею, я притязаю, чтобы меня признали врачом, и могу сделать врачом и другого, кому я передам это свое уменье». Что, по-твоему, сказали бы Эриксимах или Акумен ему в ответ?

Федр. Что же еще, кроме вопроса: знает ли он вдобавок, к кому, когда и в какой мере следует применять каждое из его средств?

Сократ. А если бы он сказал: «Ничуть, но я считаю, что мой выученик {C} сам сможет сделать то, о чем ты спрашиваешь»?

Федр. Они, по-моему, сказали бы, что этот человек не в своем уме: он вычитал кое-что из книг, или случайно ему попались в руки лекарства, и вот он возомнил себя врачом, ничего не смысля в этом деле.