Избранные диалоги

Сократ. А если бы кто, в свою очередь, обратился к Софоклу и Эврипиду и заявил, что он умеет о пустяках сочинять длиннейшие речи, а о чем-нибудь великом, наоборот, весьма сжатые и, по своему желанию, делать их то жалостными, то, наоборот, {D} устрашающими, грозными, словом, какими угодно, и что он уверен, будто, обучая всему этому, он передаст другим уменье создавать трагедии?

Федр. По-моему, Сократ, и Софокл и Эврипид рассмеялись бы над тем, кто считает, будто трагедия не есть сочетание подобных речей, и притом такое, в котором они должны сливаться друг с другом и составлять единое целое.

Сократ. Но я думаю, они не стали бы его грубо бранить. Так знаток музыки при встрече с человеком, считающим себя сведущим {E} в гармонии только потому, что он умеет настраивать струну то выше, то ниже, не скажет грубо: «Бедняга, ты, видно, рехнулся», а, напротив, очень мягко, как подобает человеку, причастному к музыке: «Уважаемый, конечно, и это необходимо уметь тому, кто собирается заняться гармонией. Однако такому, как ты, незнание гармонии ничуть не мешает: у тебя есть необходимые предварительные сведения по гармонии, но самой гармонии ты не знаешь».

Федр. Совершенно верно.

{269}Сократ. Значит, и Софокл тому, кто стал бы перед ним выхваляться, сказал бы, что известны ему лишь первые основы сочинения трагедий, но не трагическое искусство; и Акумен ответил бы, что известны хвастуну только первые основы врачевания, но не врачебное искусство.

Федр. Разумеется.

Сократ. А давай-ка подумаем, что бы сделали медоустый Адраст170 или хотя бы Перикл, если бы услыхали о только что упомянутых нами замечательных ухищрениях, — о краткости, об иносказании и обо всем, что, по нашим словам, надо рассматривать при ярком свете? {B} Может быть, они бы подосадовали, как мы с тобой, и, по неотесанности, вырвалось бы у них грубое слово о тех, кто об этом пишет и учит этому под видом искусства красноречия? Или, может быть, они — ведь они умнее нас — только упрекнули бы: «Нечего, Федр и Сократ, сердиться, а надо отнестись снисходительно, если люди, не умеющие рассуждать, не способны определить, что такое искусство красноречия; а из-за этого, обладая лишь необходимыми предварительными сведениями, {C}

они полагают, будто выдумали самое искусство красноречия, и когда преподают его другим, то уверены, что передают им правила совершенного красноречия. А уметь о каждой частности говорить убедительно и сочетать все в единое целое — это, по их мнению, пустяки, и у их учеников это должно явиться само собою, когда они начнут произносить речи.

Федр. Чего доброго, Сократ, действительно таково искусство, которому обучают эти люди и о котором они пишут, выдавая его за красноречие. {D} Мне кажется, в этом ты прав. Но как и откуда можно научиться искусству подлинного и убедительного красноречия?

Сократ. Наверное, можно, Федр, и даже наверняка можно — так же как можно стать совершенным борцом и научиться всему остальному: если у тебя есть природные задатки оратора, ты станешь выдающимся оратором, прибавив к ним знания и упражнения. В чем ты ими пренебрежешь, в том и будет твое слабое место. Насколько это вопрос искусства, ясно, по-моему, из нашего рассмотрения; но это не тот путь, по которому следуют Лисий или Фрасимах.

Федр. А какой же?

{E}Сократ. Видимо, друг мой, не случайно Перикл всех превзошел в красноречии.

Федр. Почему же?

Сократ. Все великие искусства, сколько ни есть, нуждаются {270} в тщательном исследовании природы и ее возвышенных явлений: отсюда, видимо, как-то и проистекает высокий образ мысли и совершенство во всем, которыми обладает и Перикл, кроме своей природной одаренности. Сблизившись с Анаксагором,171 человеком, по-моему, как раз такого склада, Перикл преисполнился самых высоких познаний и постиг природу ума и мышления, о чем Анаксагор часто вел речь; отсюда Перикл извлек пользу и для искусства красноречия.

Федр. Как же это было, по-твоему?

{B}Сократ

. Пожалуй, в искусстве врачевания дело обстоит так же, как и в искусстве красноречия.

Федр. Как же так?

Сократ. И тут и там нужно разбираться в природе, в одном случае — тела, в другом — души, если намереваешься не только по навыку и опыту, но и по правилам искусства пользоваться либо лекарствами и питанием для восстановления здоровья и сил, либо беседами и надлежащими занятиями, если хочешь привить умение убеждать или иное прекрасное качество.

Федр. Наверно, это так, Сократ.

{C}Сократ. А как по-твоему, можно достойно постичь природу души, не постигнув природы вообще?

Федр. Если должно верить Гиппократу Асклепиаду, то даже и природу тела нельзя постигнуть иным способом.

Сократ. Это он очень хорошо говорит, друг мой. Однако, кроме Гиппократа, надо, чтоб это рассмотреть, спросить еще и разум — согласен ли он с Гиппократом.

Федр. Я полагаю.