Избранные письма. Том 2

В «Лесе» на сцене налево высокий помост, как бы изображающий дорогу (из Керчи в Вологду), из левой глубины на публику, примерно к середине сцены (где полагается быть суфлерской будке). Там наверху помоста встретятся Аркашка и Несчастливцев. А на правой стороне ставят мебель, какую нужно для комнат или людских… В середине же стоят {291} «гигантские шаги». Пьеса начинается со встречи Аркашки с Несчастливцевым. Но скоро их знаменитый диалог прерывается и действие переносится направо: там идут сцены 1‑го действия Островского. Так идет все первое отделение (вся пьеса разбита на 33 эпизода. В первом отделении их что-то около двенадцати). Диалог Аркашки и Несчастливцева разбит на 5 – 6 частей. И так же разбито 1‑е действие. Действие переходит туда и сюда. Там пока играют у Гурмыжской, или сидят пьют чай, или удят рыбу, или спят (Аркашка с Несчастливцевым), а здесь играют в карты, гладят белье, делают педикюр Гурмыжской. А сцена Петра и Аксюши из 2‑го действия (грустная, лирическая у Островского) ведется на гигантских шагах. Сначала бегает одна Аксюша, Петр смотрит, потом он, потом оба. И, бегая, ведут диалог. А фигуры такие: Гурмыжская — актриса лет 35, во френче, в короткой юбке, в высоких лакированных сапогах, с хлыстом, в огромном рыжем парике. Вся — желтая. Бодаев — исправник, с

зеленой большой бородой. И Буланов в зеленом парике, в костюме «лаун-теннис». Милонов — священник с золотыми волосами и бородой. Аксюша, разумеется, в красном платье. Восьмибратов — весь в черном (понимай: черносотенец). Я смотрел только первое отделение. Не мог больше. Было очень скучно. Но, говорят, дальше были места, имеющие успех, — в особенности игра Петра на гармошке, такая замечательная, что были аплодисменты. Актеры, кроме Аркашки (Ильинский), все плохие.

В «Женитьбе» сцена изображает паутину, свет все время меняется, разливается серым перламутром…

Хороших актеров нет нигде. Все, что есть: у стариков — Давыдов (теперь в Малом театре, отлично, просто и реально играющий «Сердце не камень»), Южин, Пашенная; у молодых — Чехов, Ильинский, Бакланова, Коонен, Церетелли. Это популярные имена. Все остальное тонет в именах «постановщиков».

Я вам рассказал довольно подробно, чтоб вы могли по мере ваших фантазий представить, в какой атмосфере придется заиграть вам в Москве с осени. Но подчеркиваю, что растет тоска по хорошему актеру и что Давыдов имеет настоящий {292} успех, несмотря на свои 72 года. Где-то тут и зарыта собака. С одной стороны, Давыдов как перл, с другой, совершенная неприемлемость обстановки его, созданной Юоном, по старым «мироискусственным» образцам. Давыдов и Пашенная — это прекрасно, а все, что кругом них, — Юон, Ольховский, Головин, Платон и т. д. и т. д., — никуда не годится[618]. Но и «Лес» нельзя принять, и «Женитьбу» Завадского нельзя. А Таиров поставил какую-то инсценировку (я не видал) и тоже провалился[619]. Теперь он, Таиров, в Камерном театре, ставит «Грозу» с Коонен. Эта несчастная «Гроза»! Что с ней только не проделали за эти годы! Воображаю, что выйдет у Таирова с Коонен. И все это как-то

безответственно! И в то же время Главрепертком (Главный репертуарный комитет) запрещает «Розу и Крест».

Продолжу еще немного, чтоб окончательно ясно стало мое дальнейшее.

2‑я Студия показывала мне «Невидимку», и можно только поражаться, как могло учреждение, 7 – 8 лет носящее имя Художественного театра, быть до такой степени безграмотно, то есть невежественно или, вернее, беспомощно в смысле самых элементарных, азбучных подходов к пьесе. Что, стало быть, все спасалось или Конст. Сергеевичем или Василием Васильевичем[620]. И, вероятно, меня тут скоро возненавидят. Потому что Конст. Серг. проводил десятки репетиций, чтоб спасти студию. Так и Василий Васильевич. А я предоставляю им обнаружиться во всей правде: коли они за 8 лет ничему не научились, то пусть не мешают создаванию настоящего Художественного театра. И если она, студия, должна погибнуть, — что делать!

То же и с 4‑й Студией, которой я дал десятки репетиций, чтоб сделать «Обетованную землю

» и «Свою семью», а теперь она ничего не может поставить сама, ровно ничего.

Разумеется, я приложу силы, чтоб студии дождались приезда. Может быть, за 2‑ю примется Вас. Вас. и укрепит ее. Или создастся другая какая-либо комбинация. Но пока ясно, что сильна 1‑я, как самостоятельный театр, и 3‑я, как хороший фундамент.

Теперь вот.

{293} Я делаю Вам, Ольга Сергеевна, очень важное поручение, которое надо провести с огромным тактом.