Избранные письма. Том 2

То, что я буду писать, Вы прочтете, сначала одному Константину Сергеевичу, а потом другим, но кому другим — это уже получив согласие Константина Сергеевича. То есть: я составлю в конце письма список лиц: 1) кому это письмо непременно должно быть прочтено, 2) кому может быть прочтено, может — нет и, наконец, 3) кому решительно не должно быть. (Потому что мнение этой 3‑й категории не должно влиять на решение вопроса.)

До Константина Сергеевича нет надобности знакомить с содержанием письма кого бы то ни было.

Однако, так как мне нужен ответ скорый, телеграфный, то я прошу выполнить так (вот где потребуется Ваш такт):

если К. С. согласен на мое предложение, то дальше обсуждение пойдет нормальным порядком: немедленный созыв лиц, ознакомление их с данным письмом и посылка мне ответа;

если же он не согласится на мое предложение, то дать мне этот ответ и потом непременно познакомить других с тем, что я предлагал, — просто к сведению.

Вам надо сделать так еще, чтоб Константина Сергеевича не испугать торжественностью задачи Вашей, — дело ведь совершенно просто, естественно и давно назрело… А кроме того, ухитриться не сделать все явным раньше времени…

Еще оговорка. Я не думаю, чтоб мне удалось написать очень подробно, — нужно было бы тогда делать целый «прожект» или «трактат». Поэтому надо повнимательнее уловить мои недоговоренности или неясности. Вторник.

Вот! Не удалось кончить письмо. Тороплюсь написать хоть сжато. Дело, в двух словах, в том, что необходимо из многих планов выбрать один, что будет с нашим театром с будущей зимы. Переписываться об этом невозможно, запрашивать К. С. и пайщиков о согласии некогда. Поэтому остается только два выхода:

1) К. С. и пайщики безоговорочно

принимают план, выработанный мною и утвержденный Наркомом по просвещению, и всецело ему подчиняются.

{294} 2) К. С. и пайщики не согласны на такую безоговорочность, и тогда я свободен распоряжаться собой, чтоб не очутиться с К. С. в безвыходном положении.

Я говорю «пайщики» для сокращения. Может быть, не только они. Под этим я подразумеваю лиц, составляющих Художественный театр в его ядре.

Я предлагаю это «или — или», хотя за эти два дня появились признаки того, что в Наркомпросе завелась тенденция решать дела МХАТ, не дожидаясь возвращения из Америки и даже нажимая на меня.

Суть того, что я напишу в дальнейшем, заключается в различии планов, во-первых, и в официальной обстановке, во-вторых.

Если я не успею дописать это письмо, я его все же пошлю. А все остальное напишу вслед.

Главнейшие «моменты», как у нас выражаются:

1. Требования и официальных кругов и так называемых «общественных» урегулировать МХАТ и его студии («Пора поставить вопрос ребром и во всей полноте».) Пока что я у Луначарского пользуюсь таким доверием, что плохого нам не сделают, но решать что-то подталкивают.

2. 1‑я Студия, приобретшая общую поддержку, настойчиво ищет большого театра, задыхаясь в ужасающем «Альказаре».

3. Длинно рассказывать, но представляется большая возможность получить Новый (Незлобинский) театр. Малиновская говорит, что будет бороться за него на жизнь и на смерть, а и Луначарский, и вся

Коллегия Наркомпроса, и другие высшие учреждения склонны отдать Новый театр или 1‑й Студии, или вообще МХАТ для удовлетворения так или иначе 1‑й Студии[621].

4. Требуется важная оговорка: 1‑я Студия не склонна, чтоб не выражаться определеннее, соединяться со стариками в нашем здании, боясь подпасть под тот усыпляющий или задерживающий энергию режим, какой отличает нас, «стариков», и от какого студия избавилась.

5. Но она, 1‑я Студия, идет на мой главный план: соединения в одну большую труппу трех групп — старики, 1‑й Студии {295} и К. О. да еще плюс несколько лучших из других студий, — в одну большую труппу новою Художественного театра, спектакли которого пойдут в двух больших помещениях, у нас и в Новом театре (или у нас и в «Эрмитаже»). На этот обширный план 1‑я Студия идет, потому что в таком масштабе она рассчитывает играть более активную и влиятельную роль, чем только рядом со стариками, с которыми она привыкла не спорить, авторитет которых ее давит. На этот план она идет еще потому, что если бы такое слияние ни к чему не привело, то при разделе у нее был бы свой, большой театр. Этот план — обширного соединения именно этих трех групп плюс некоторые лица из 2‑й и 3‑й Студии — особенно лелеет Луначарский. Это больше всего и толкает его на то, чтоб отнять у Большого театра здание Нового. И я сам только в таком плане и вижу лучшее будущее (даже такое, чтоб не думать о поездке с К. О. за границу), но не верю, что нам дадут Новый театр или «Эрмитаж»[622].