Избранные письма. Том 2

{298} Нет надобности Новому Художественному театру также обременять себя с первых же шагов лицами бесполезными. (Я, разумеется, говорю не о пайщиках; если бы среди них оказались инвалидного уклона, — их нельзя исключать, как бы они ни оказались ненужны.)

Когда я пишу все это, я имею в виду определенные имена, которые только до времени не называю… (напоминаю вам о такте!). Но своевременно отсюда назову. И если бы наши потребовали от меня непременного включения всех находящихся сейчас с вами, то для меня это было бы достаточно, чтоб отказаться от ответственности за новый план. При составлении такого плана будет произведена генеральная чистка по всем группам.

Для Вас: лица, которых Вы должны познакомить с этим письмом (после беседы с К. С.): Бурджалов, Вишневский, Грибунин, Качалов, Книппер, Леонидов, Лужский, Москвин, Николаева, Подгорный, Раевская.

Ничего не имею против: Ершов, Литовцева, Бертенсон.

Решительно не надо: Бакшеев, Булгаков, Добронравов, Пыжова, Тамиров, Шевченко, Бондырев. Не надо понимать так, что в этой категории как раз те лица, которые недопустимы в новом деле. Я не хочу только, чтоб перед ними обязались за будущее — одних по ненужности (или недопустимости), других — по принадлежности к студии…

(По-видимому, интересно вовлечь Тарасову, Тарханова[624], то есть заинтересовать возвращением в Москву. Это — вообще.)

Через месяц после этого письма буду ждать телеграмму, то есть около 10 марта.

Ваш В. Немирович-Данченко

394. А. А. Яблочкиной[625]

15 февраля 1924 г. Москва

15 февраля 1924 г.

Глубокоуважаемая Александра Александровна!

Искренний, горячий привет от Московского Художественного театра и его студий — артистке, которая всей своей {299} жизнью фанатически исполняла первую заповедь театра: «Да не будут тебе бози иные разве мене»[626];

которая, став под знамя славного Малого театра, ни на одном спектакле, ни на одной репетиции, ни на одном выступлении вне родного ей Театра в продолжение громадной деятельности не изменила его лучшим заветам;

которая свою любовь и преданность Театру распространяла вокруг себя, не только насыщая этими чувствами создаваемые ею художественные образы, но заражая ими всех, с кем сталкивала ее глубокая общественно-профессиональная деятельность.

Мы хорошо знаем непоколебимое сердечное отношение к Вам, дорогая Александра Александровна, Константина Сергеевича Станиславского и других артистов, находящихся сейчас в Америке, и потому наш привет и наши горячие пожелания надолго еще сохранить Ваши силы такими свежими, в каких застает вас 35‑тилетняя деятельность, — приносим от всего Московского Художественного театра.

Представитель МХАТ и его студий

Народный артист республики

Вл. Немирович-Данченко

395. О. С. Бокшанской[627]

17 февраля 1924 г. Москва

Воскресенье, 17‑го февр.

Дорогая Ольга Сергеевна!

Третьего дня был юбилей Яблочкиной. 35 лет. Трудная марка. Но дело не в этом. Я хочу два слова, чтоб знали, какое тут направление вообще.

Играли: 1) «Жених из долгового отделения». С умилительной наивностью скопировали сценическую картинку 50‑х годов. Не по замыслу, а думая, что и сейчас не надо иначе играть. Играл Давыдов со своими обаятельными штампами От остального веяло прогулкой в вечерний час по кладбищу, среди развалившихся забытых могил. 2) «Дамская война» Скриба. Это уже из 70‑х годов. Федотова, Ильинская, Решимов… {300} Даже завидно смотреть, как Яблочкина, Садовский, Шухмина убеждены, что это и есть «вечное» искусство. Однако обстановка Егорова (нашего) и Волконского. Уже с новой выдумкой и, хоть и олеографически, но эффектно. 3) — я не видел. Потому что после «Дамской войны» началось (в 12 ¹/₄) чествование. И опять папки, слова, все те же лица, те же Бахрушин, Лучинин, Блюменталь-Тамарина, Дейша-Сионицкая, Сакулин… Ведь и не выдумаешь ничего! Я приветствовал от МХАТ здешнего и американского («К. С. Станиславский и другие артисты… Неизменная сердечность…» И т. д. и т. п.). Со мной были Халютина, Михайлов, Сушкевич…

Театр, по высоким ценам, переполнен. В зале — Агапит Беляев, Нат. Кознова (Вы не знаете, наши старики больше знают)… Как-то все выползли… И они радовались, что вдруг вспомнилась старина.

Малый театр в этом сезоне идет, кажется, первым номером по сборам. Мы шли хорошо, но с февраля заколодило и стало очень плохо. Даже на «Лизистрату» пошли большие недоборы. А до февраля шли, кажется, 93 % на круг.

Правление призывало меня и прочло мне угрожающую смету. О летнем жалованье уже нельзя думать. Что делать, чтоб не прогореть, не придумано еще.

Это письмо Вы получите, когда я уже буду иметь от Вас телеграмму о планах на будущее.

Луначарский был в отъезде, вернулся, и теперь решается вопрос о Новом театре.