Избранные произведения в одном томе

Лицо Пэкстона сразу напряглось, будто он застал нас за чем-то совсем неприличным. Оторвав Табиту от меня, он повел ее обратно к двери. В полном недоумении, отступив на один шаг назад, я взирала на происходящее.

У самой двери Пэкстон обернулся, бросив через плечо:

— Входи.

Поколебавшись, я шагнула за ним. После меня в хибару вошли Шилох и Глори.

В помещении было душно. Опущенные жалюзи почти не пропускали свет, и в комнате царил тусклый сумрак. Под ногами заскрипели доски пола, и я непроизвольно задержала дыхание.

На черном диванчике восседала Шенил. На полу у самых ее ног устроились три девушки-танцовщицы. Насей раз Шенил облачилась во все белое: ковбойские сапоги, юбка, блузка. Даже отполированные ногти, помада и тени — все выглядело как оттенки белого и серого цвета. Стетсон и вовсе растаял в полумраке.

Напротив дивана, на том месте, где обыкновенно располагается журнальный столик, стоял пустой гроб. Мраморно-темные глаза Шенил остановились на мне.

— Закон говорит нам положить Питера в этот ящик. Тело не разрешается перевозить без гроба.

— Мои соболезнования по поводу вашей утраты, миссис Вайоминг.

— Еще закон предлагает похоронить моего Питера на официальном кладбище, где гроб опускают в могилу на бетонное основание. Говорят, в этом случае тело разлагается, не распространяя гнили. Они считают, будто чистая, нетленная плоть способна повредить окружающую грязь.

Меня передернуло. И как пришла сама мысль — расспрашивать про обстоятельства смерти ее мужа?

Взгляд Шенил был направлен в сторону кухни. Вытирая глаза носовым платком, стоявшая у плиты Табита тихо говорила с Пэкстоном. Шенил позвала Табиту. Хлюпая носом и комкая платок, Табита вошла в комнату.

Шенил опустила взгляд на свои руки, лежавшие на коленях.

— Знаешь, я не виню тебя в случившемся, хотя именно ты привела Брайана к нам. Ты не знала о его планах. Ты не желала этой катастрофы. — Голова Табиты бессильно упала. — Но теперь настает время, когда мы не можем позволить себе роковые ошибки. И хотя ты прощена, нужно думать о дисциплине. — Шенил разгладила рукой юбку. — Неделя на половинном довольствии.

Невероятно: Табита покорно кивнула. Ее лицо напряглось, по щекам пошли красные пятна, но она смолчала. Шенил махнула стетсоном, и Табита снова исчезла на кухне, после чего шляпа повернулась ко мне.

— Итак. Хочу, чтобы ты выслушала мои слова. Хотя мне неприятно находиться с тобой в одной комнате, но я хочу, чтобы ты свидетельствовала то, что я скажу, и, вернувшись назад, рассказала им, почему им не суждено победить.

Я даже не попыталась выяснить, кто такие «они».

— Они думают, будто путь свободен. Полагают: раз Питера больше нет, чудовище сможет обрести силу. Они ошибаются. — Глаза Шенил зажглись темной, горячей энергией. — Мы еще не начинали борьбу. Мы даже не занесли кулак.

Она поднялась с дивана. Неторопливым движением потянувшись к сапогу, Шенил вытянула из-за голенища охотничий нож.

— Шилох, моя шляпа, — сказала она, не сводя с меня глаз.

Суетливо подскочив, Шилох осторожно сняла с головы шляпу, словно фату невесты или, скорее, бомбу, готовую разорватья от случайного сотрясения. Шилох провела рукой по упавшей вниз длинной косе. Мое сердце учащенно забилось.

— Как сказано в Писании, «…если жена растит волосы, для нее это честь, так как волосы даны ей вместо покрывала». Одетая длинными волосами, жена славит мужа своего, признавая его власть. — Тут Шенил посмотрела на мою короткую стрижку, не скрывая отвращения. Я физически ощутила холодный укол ее взгляда. — Моего мужа больше нет. Итак, я говорю вам: сегодня мы отрекаемся от славы телесной. Покинутые, мы пойдем дальше, и мы готовы к битве. — Одним движением она легко отрезала косу. — Иди и скажи лакеям сатаны: мы готовы сражаться. И вот еще что. Пусть увидят, что я не шучу.

Шенил с проворством гремучей змеи швырнула мне отрезанную косу. Я поймала ее рефлекторно и тут же с содроганием бросила наземь, едва почувствовав тяжелую теплую массу волос.

Ткнув ножом в моем направлении, Шенил произнесла:

— Уходи.

С этим никаких проблем. Сохраняя лицо, я с трудом заставила себя не перейти на бег. На выходе меня встретил Курт Смоллек. Он стоял, опершись на переднее крыло «эксплорера». Ткнув пальцем в наиболее отвратительную надпись, сделанную на двери машины, Смоллек оскашл желтые зубы в улыбке:

— Это твоя реклама, что ли?

Ясно-понятно, это он подложил мне в постель надувную куклу.

— Отвали! — произнесла я.

Тут я увидела, что ружье Смоллека стоит на земле у машины, а в руках у него мои вещи из перчаточного ящика: документы на «эксплорер», диск «Мэверик» и томик Майкла Крайтона.

— Дай сюда, ты, козел гестаповский!

Отскочив назад, он уронил свое ружье на песок.

Позади раздался холодный как лед голос Исайи Пэкстона:

— Подними.

Смоллек суетливо подобрал оружие.

— Извини, Айс. Но это же контрабанда. Музыка, противная Господу, и сатанинские книги.

Я протянула руку за своими вещами, но была остановлена Пэкстоном.