Избранные произведения в одном томе

— Ах, Виктор Арнольдович, ну вам ли со мной церемонии разводить? — развеселился голос на другом конце провода. — Помнится, мне ещё их высокопревосходительство генерал-фельдмаршал Милютин говаривал, мол, без чинов, Иннокентий, без чинов. Вот и мы с вами давайте, сударь мой. Договорились?

— Как вам будет благоугодно, Иннокентий Януарьевич, — проговорил Потёмкин. Ладонь сделалась влажной от пота, и Виктор зло сжал пальцы.

— Будет, будет вам смеяться над стариком, — благодушно усмехнулся Кощей. — «Благоугодно…»

— Я ведь тоже классическую гимназию заканчивал, Иннокентий Януарьевич.

— Знаю, — сообщила трубка. — Ну, а чтобы время рабочее, партией нам отмеренное для трудовых, сами понимаете, свершений, даром не тратить, сразу к делу перейду. Не уважили б вы меня, Виктор Арнольдович, не соблаговолили б сказать, когда удобно было б вам со мной поговорить немного?

— Иннокентий Януарьевич, для вас — в любой момент, — чужим голосом сказал Потёмкин.

— А раз в любой момент, то… как насчёт прямо сейчас? У вас ведь на сегодня ничего не назначено, я не ошибся?

— Совершенно точно. Вы, Иннокентий Януарьевич, поистине маг и волшебник, я-то и сам порой своего расписания не знаю…

— Ах, будет льстить, сударь мой, будет льстить, — дребезжаще рассмеялись за чёрной мембраной. — В общем, машина вас уже ждать должна, приезжайте, Виктор Арнольдович…

— С вещами? — неуклюже пошутил Потёмкин. Он просто не мог этого не сказать, не мог не показать, что не боится, несмотря ни на что.

— Виктор, голубчик, ну что ж вы так? Мы, конечно, органы порой и карательные, в силу печальной необходимости, но не только! Как учит нас ленинская партия и лично товарищ Никита Сергеевич, наш долг — помогать товарищам определиться в трудную минуту…

— Помилуйте, Иннокентий Януарьевич, у нас, слава богу, всё хорошо.

— А коль хорошо, сударь мой, так и ещё лучше! У нас, знаете ли, хватает ещё… отдельных недостатков… кое-где, у части ответственных товарищей, путающих зачастую личное с общественным…

Потёмкин молчал.

— В общем, приезжайте, голубчик, — после паузы закончил Кощей. — Дело серьёзное, государственной важности — и как раз государственной безопасности. Безопасности наших советских граждан…

— Разумеется, — сухо сказал Потёмкин. — Выезжаю немедленно.

На улице его ждала чёрная «Волга». Одинокий водитель в гражданском поспешно загасил «беломорину» и распахнул перед Потёмкиным дверцу.

— Прошу, товарищ генерал-майор.

— Запаса, — поправил Виктор Арнольдович.

— Так точно, — кивнул водитель. — Только генерал-майоров бывших не бывает…

Потёмкин не ответил. Молча сел, водитель захлопнул дверь.

За всю дорогу они не проронили ни слова.

Ехали, однако, не на Лубянку, а куда-то за город.

«В Кощеево царство», — хмуро подумал Потёмкин.

Почти так и оказалось.

Обитал генерал армии Иннокентий Януарьевич Верховенский в просторной, хоть и не шибко новой даче, далеко от шумной дороги, в глубине соснового бора. У ворот — автоматчики охраны, всё серьезно.

— Я провожу, — сказал водитель.

Потёмкин коротко кивнул.

Место было богато магией — и защитными оберегами, и дозорными, и ещё чем-то сугубо специальным, новым даже для Виктора.

Он усмехнулся про себя: «На испуг берёшь, Кощей? Да только не на того напал. Поглядим ещё, кто кого. Имей ты на меня что-то — не здесь бы мы с тобой разговаривали».

Кощей встретил Виктора совершенно по-домашнему, на веранде. Дымил старомодный самовар с трубой, накрыт был чайный стол, розетки с вареньями, какие-то плюшки, явно домашней выпечки, свежий, с пылу с жару, пирог. И сам Иннокентий Януарьевич облачён был в роскошный, но совершенно цивильный шлафрок.

Высокий, очень худой, он всегда держался прямо, не по годам, со старой выправкой. Породистое лицо не портили даже старческие веснушки. Острый подбородок, впалые щёки, бледные тонкие губы и по-молодому яркие глаза под густыми бровями.

И да, сильный, очень сильный маг — двадцать три по Риману, даже, может, двадцать четыре. Если не все двадцать пять. Всегда был силён Кощей, но с возрастом не только развил природный талант до максимума, но и придал своей магии собственный стиль, некую изощрённую элегантность.

— Виктор Арнольдович! — приветливо улыбнулся он. — Здравствуйте, здравствуйте, голубчик! Спасибо, уважили старика. Сами-то давно уж не мальчик, ногу вон приволакиваете, а на приглашение сразу отозвались. Спасибо, сударь мой, спасибо.

— Да за что ж спасибо, Иннокентий Януарьевич…

— Вот за всё и спасибо. Садитесь, не стойте, аки укор совести. Давайте чай пить. И пирог берите. Григорьевна у меня мастерица по части пирогов…

Потёмкин осторожно сел, сам презирая себя за эту осторожность.

— Потревожил я вас. — Кощей аккуратно пригубил чай, так же аккуратно поставил чашку — пальцы его не дрожали, несмотря на возраст. — Потревожил… Виктор Арнольдович, сударь мой… из-за корсунь-шевченковских событий.

«Так я и думал, — мелькнуло у Потёмкина. — Хитёр старый чёрт, сообразителен, цепок, ничего не упустит…»

— Рад буду помочь, — развёл он руками, всем видом демонстрируя полную готовность.