Избранные произведения в одном томе

— Лично, сударь мой, лично! — перебив, насупился Верховенский. — Думаете, член Военного совета фронта только в штабе сидит, старые кости у буржуйки греет? Нет, сударь мой, и самому пришлось, да-с, самому! В архивах гляньте, коль не верите, что такой старый гриб, как я, мог семнадцать лет назад что-то там в окопах сотворить. Операция «Раевский», как раз перед Корсунем, декабрь сорок третьего. Сопляки они были, одно название, что сказочные волки. Мне потом и орден-то из рук товарища Сталина неловко принимать было. Накрыл их старым добрым Ясеневым со своими небольшими доводками, несколько зажигалок для температурной компенсации — и вуаля! Вся чёртова дюжина спеклась. Даже не квакнули. И да, никаких последствий. Но то — мальчишки, гитлеровский «сталинградский призыв», ускоренное обучение — и на фронт, на убой. А ваши, сударь мой, «зигфриды» — даже не волки, драконы настоящие. Элита довоенная, выпестованная, заботливо сохранённая, в котлах не бросаемая. Я ведь их основоположника знал, у кого Эрвин тот самый учился. Вольфрам фон дер Метц, граф, сам Бисмарк у него в приёмной сиживал, ждал, постучаться не решаясь. Это, голубчик, настоящая голубая кровь, от тамплиеров по прямой линии. И вы мне говорите, что никаких следов от них не осталось, никаких последствий вы тогда, в сорок четвёртом, не обнаружили?

— Никак нет, — отрапортовал Потёмкин, принимаясь «есть глазами начальство». Варианта «дурак» ещё никто не отменял. — Беглый осмотр места сразу после боестолкновения не выявил…

— Перестаньте, голубчик, перестаньте, — поморщился Кощей. — Ошиблись вы тогда, понимаю. Время военное, бой был страшный, потери тяжкие. Упустили, не проверили со всей чёткостью, поверхностно, если можно так выразиться, проверяли! На вторичный осмотр оставили явно некомпетентного молодого офицера. Это, товарищ Потёмкин, как минимум — халатность, члена нашей великой партии недостойная! Да и старшие товарищи вас тогда не проконтролировали, не поправили — это я про себя, если вы не поняли. Самокритику для настоящего коммуниста никто не отменял. Да и параметры Гречина вашего, скажем так, внушали доверие. Да вы не замирайте, сударь мой, пейте чай, пейте, самовар горячий. Время, как говорится, военное было. Не ошибается тот, кто ничего не делает.

Потёмкин машинально взял чашку, оказавшуюся наполненной горячим чаем, — а кто и когда её наполнил, он даже и не заметил.

— Но всё-таки место гибели «зигфридов» вы худо-бедно, но прочесали. Спустя рукава, прямо скажем, сударь мой, да-с, спустя рукава, но всё-таки. А «серафимы» во главе с весьма сильным магом товарищем Зиновьевой — сгинули в смоленских лесах бесследно. Так ведь по архивам выходит?

Виктор Арнольдович понурился, как бы в глубокой скорби.

— Всё так, Иннокентий Януарьевич. Погибли «ночные ангелы», до конца долг свой перед Родиной выполнили…

— Достаточно, Виктор Арнольдович, — холодно сказал Кощей, и глаза его опасно сузились. — Уж со мной дурака можете не валять. Мы с вами не на Политбюро. Там будете про выполнение долга перед Родиной рассказывать, Никите Сергеевичу наверняка понравится.

Он сплел сухие тонкие пальцы, нагнулся вперёд, словно кобра, гипнотизирующая добычу.

— Почему в деле «серафимов» столько пробелов? Почему так и не установлено точное место их гибели? Нам ведь доступны сейчас все трофейные документы немцев, вплоть до дивизионных журналов боевых действий. Почему не посланы соответствующие запросы? Почему нет вообще никаких привязок по местности, где действовали «ангелы» последние недели? Почему нет боевого приказа на их последнюю операцию? Почему нет точно сформулированного задания? Кто проводил инструктаж? Какие принимались меры безопасности? Ведь фактически вы оставили совершенно без внимания очень, очень опасное место, место потенциальной трагедии масштаба корсунской! Почему, почему всё это так вышло, а, сударь мой Виктор Арнольдович?! — Верховенский говорил сухо и отрывисто, не повышая голоса, но у Потёмкина аж в желудке заныло. — Это безответственность, товарищ Потёмкин. Самое меньшее — безответственность!

— Так ведь в той обстановке до бумажек ли нам было?! Приказы, бывало, вообще устно отдавались, прямо со связи. Писаря штабные в бой шли. Немцы пёрли, прорыв надо было затыкать…

— Прорыв затыкать надо было, несомненно. Но где конкретно вы его затыкали? Вы, именно вы и ваши «ангелы»?! — хлестнул вопросом Кощей. — В каком населённом пункте? В каком точно? Где соответствующие донесения? Хотя бы и задним числом составленные? Отчёты где? Ведь не простое дело, лучшая группа боевых магов погибла! Я смотрел — девушек наших надо было к Героям не посмертно представлять, а ещё за оршинское дело, в августе! Так где все материалы, Виктор Арнольдович, дорогой мой?

— В архиве Запфронта, где ж ещё?! — делано возмутился Потёмкин. — Я ж по поводу гибели группы, наверное, целый эшелон бумаг исписал! И в штаб армии, и в штаб фронта, и в ваше ведомство, дорогой Иннокентий Януарьевич, как сейчас помню, тоже особое отношение составлял! Вы ж наверняка его первым и прочли!