Избранные произведения в одном томе

— Мне жаль твою руку, — без какого-либо сочувствия сообщил старик. — Однако ты поднял мне настроение. Насчет уважения к старшим и все такое прочее.

Мой голос превратился в сдавленное шипение.

— Может, все же оставим проповеди? Просто задавай свои вопросы, и я на них отвечу.

— Вот это мне уже нравится! — Хакур улыбнулся. — Ты становишься сговорчивее. А что касается вопросов… Если бы ты был служителем Патриарха, что бы ты сказал тому богатому торговцу?

— Не знаю.

— Может быть, тебе нужно больше подробностей? — услужливо поинтересовался старый змей. — Хочешь точно знать, сколько денег он нам предложил?

— Не имеет значения.

Он кивнул.

— По крайней мере, это ты понимаешь. Так почему же не можешь принять решение?

— Потому что… потому что… — Я закрыл глаза и попытался найти наиболее искренний и честный ответ, что оказалось не так уж и сложно. — Потому что у меня есть сын, — сказал я, открыв глаза. — Конечно, я не хочу, чтобы в наши дела лезли южане, зато я хочу, чтобы у Ваггерта был хороший врач. Если бы мы когда-либо оказались перед выбором — взять деньги у южан или иначе заболеют наши дети…

На лице служителя появилось задумчивое выражение.

— В том-то все и дело, верно, парень? Вот где собака зарыта. — Он внимательно посмотрел на меня, затем отвел взгляд.

— Сто пятьдесят лет назад, — начал он, — Патриарх правил нашим народом железной рукой. Когда умирали от голода дети — он обвинял в этом нейтов и ученых. Террор, который он устроил, держал южан в страхе еще сто лет после его смерти. Но постепенно страх стал проходить. Уже при моей жизни южане снова начали интересоваться нами. У нас стало появляться больше туристов, больше торговцев… и все большее влияние на нашу жизнь стал оказывать их безбожный материализм. И тем не менее, если я пытался надавить на жителей поселка, так же как когда-то Патриарх, — если я говорил, что никакой торговли с Югом не будет или я объявлю Великое проклятие, — кого я мог обвинить в том, что дети страдают от недоедания? Люди считают меня жестоким, но я вовсе не столь непреклонен, как в свое время Патриарх. Когда-то я был матерью, так же как и ты, парень. Я кормил грудью свою маленькую девочку…

Он закрыл глаза и поднял руки, словно прижимая к груди младенца. Я отвернулся — не знаю, то ли от смущения, то ли просто хотел дать ему возможность на мгновение обратиться к своему прошлому.

Помолчав немного, он прошептал: «Ладно, хватит», сунул руку в потертую металлическую шкатулку и нажал на другой выступ. Раздался щелчок, и захват, сжимавший мои пальцы, внезапно ослаб; Рука Патриарха стала безжизненной, словно старая перчатка.

Я не уронил ее в грязь лишь потому, что никак не мог заставить свои пальцы распрямиться.

— Положи Руку в шкатулку, — приказал Хакур.

— У тебя закончились вопросы?

— Я собирался спросить тебя обо всем, о чем спрашивал меня мой предшественник, но ты ведь все равно скажешь, что не знаешь ответов. Положи Руку на место.

Я осторожно занес Руку Патриарха над шкатулкой. Поскольку мои пальцы ничего не чувствовали, мне пришлось воспользоваться другой рукой, чтобы их разжать. Механическая рука упала в шкатулку и немного покачалась, прежде чем застыть неподвижно, пальцами вверх, словно дохлая муха, валяющаяся лапками вверх на подоконнике.

— Значит, я не прошел твоего испытания? — спросил я, выпрямляясь.

— Идиот, — проскрежетал Хакур. — Это вовсе не было испытанием, которое ты мог бы не пройти. Я ведь уже сказал — твое мнение меня не интересует. Я выбрал тебя себе в ученики, и все.

Я потер пальцы, пытаясь снова заставить их шевелиться.

— Тогда зачем было меня мучить, если до моих ответов тебе не было дела?

Он искоса посмотрел на меня.

— Мне ведь нужно было как-то привлечь твое внимание, верно? Заставить тебя думать. Нужно было, чтобы ты понял — служитель Патриарха должен быть готов стать безжалостным тираном ради блага поселка.

— Это я и так знаю, — проворчал я.

Старик улыбнулся… и неожиданно ударил меня по лицу. Удар оказался не сильным, но обжег меня, будто огнем.

— Ты ничего еще не видел, — прошипел он. — После того как настанет твое Предназначение, тебе еще не раз придется пройти испытание Рукой Патриарха. Если потребуется, я прикажу воинам, чтобы они держали тебя, — Боннаккуту это наверняка понравится. Моему учителю несколько раз приходилось удерживать меня силой, пока я не смирился со своей судьбой. И ты тоже с ней смиришься, служитель Патриарха.

— Я выберу себе женское Предназначение, — огрызнулся я. — Ты не сможешь сделать меня служителем Патриарха, если я буду женщиной.

— Если ты это сделаешь, парень, я превращу твою жизнь в ад. Ты знаешь, что я это могу.

— Не можешь. Самый священный принцип закона тоберов гласит, что каждый может выбрать себе мужской или женский пол, и никто не может быть наказан за свой выбор.

— Погоди, увидишь, — прорычал Хакур. — Когда я говорю, что ты будешь моим учеником, — это не мое желание. Это воля самого Патриарха. Это призвание. Приказ. Кем бы ты, возможно, хотел бы быть — меня не интересует. Ты поступишь так, как решил Патриарх.