Косвенными исключениями являются использования института покупки рент, вексельных операций, товарищеских отношений, а главным образом возможность требовать вознаграждение, «interesse», от должника при запоздалых платежах — так называемые damnum emergens и lucrum cessans. Заимодавец, собственно, имел бы право на получение «интереса» только в случае запоздания в исполнении договора по вине должника, то есть в случае mora; причем существование и наличие «интереса» в каждом отдельном случае должны были бы быть доказываемы отдельно. Но этому делу, конечно, при протесте более строгих канонистов, можно было пособить несколькими оговорками в контракте. В одной оговорке, например, должник наперед соглашался дать заимодавцу возмещение в случае «mora»; в другой — условливались наперед насчет определенной величины, в которой будет оплачиваться «interesse» заимодавца. На практике, таким образом, дело сводилось к тому, что заимодавец номинально хотя и давал должнику ссуду безвозмездно, но на деле он получал под названием «interesse» постоянный процент за все время ссуды, которое для должника было искусственно переименовано в «mora»192
.За такими практическими успехами последовали и теоретические.
Внимательные наблюдатели людей и вещей с течением времени все же должны были усомниться, являются ли в самом деле единственными причинами постоянного и все возрастающего сопротивления практики только безнравственность и жестокосердие людей, как это утверждали канонисты. Кто только задавался трудом проникнуть глубже в технику хозяйственной жизни, тот должен был понять, что практика не только не хотела отказаться от процента, но и не могла отказаться от него; что процент — душа кредита; что там, где желательно существование последнего в большем или меньшем объеме, нельзя запретить взимание процентов; что уничтожение процента тождественно с уничтожением, по крайней мере, девяти десятых кредитных операций; что — одним словом — процент является органической необходимостью в каждом более или менее развитом народном хозяйстве. Было неминуемо, что те результаты наблюдений, которые давно уже были известны практике, должны были, наконец, проникнуть и в область литературы.
Действие, которое они произвели в этой области, было различно.
Одна часть авторов не дала себя поколебать в своем теоретическом убеждении, что ссудный процент — доход паразитов и что его нельзя оправдать перед строгим судьей; однако, она соглашалась на практический компромисс с несовершенством людей, которому приписывали причину невозможности искоренить процент. При идеальном порядке вещей процент, конечно, не может существовать, но так как люди уже так несовершенны, то процента нельзя искоренить, и поэтому лучше терпеть его в известных пределах. На эту точку зрения стали, между прочим, некоторые из великих реформаторов, как, например, Цвингли195
, Лютер в поздние годы своей жизни, между тем как раньше он был беспощадным противником ростовщичества195, и с большей сдержанностью Меланхтон195.То обстоятельство, что такие влиятельные люди высказались за терпимость относительно взимания процентов, произвело, конечно, значительное влияние на направление общественного мнения и на дальнейшее развитие законодательства. Но так как в своих взглядах они руководились не принципиальными мотивами, а исключительно оппортунистическими, то их направление не имело более глубокого значения для экономической науки, и я подробнее на них останавливаться не буду.
Но другая часть мыслящих и наблюдающих людей пошла дальше. Убедившись на опыте в необходимости ссудного процента, они начали пересматривать теоретические основы запрещения взимания процентов, находили их не выдерживающими критики и начали в литературе принципиальную борьбу с учениями канонистов.
Эта оппозиция берет начало около середины XVI столетия, быстро и сильно развивается в течение XVII и достигает к концу его такого решительного перевеса, что в течение XVIII-го ей приходится бороться уже только с последними единичными проявлениями учения канонистов. Но кто бы захотел уже после конца XVIII столетия защищать это запрещение со всеми его специфическими аргументами, того сочли бы чудаком, на слова которого нельзя обращать серьезного внимания.
Первыми передовыми борцами за новое направление были реформатор Кальвин и французский юрист Дюмулен (Carolus Molinaeus).
Кальвин высказался по интересующему нас вопросу в письме к своему другу Эколампадию197
. Он рассматривает его не подробно, но зато решительно. Он отвергает прежде всего обычное обоснование запрещения взимания процентов, состоящее в ссылках на авторитеты, и старается доказать, что те места Священного Писания, на которые обыкновенно ссылались сторонники запрета, отчасти должны быть истолкованы в другом смысле, отчасти же потеряли свое значение ввиду совершенно изменившихся жизненных условий197.