Избранные труды по теории искусства в 2 томах. Том. 2

процесс обучения и его методы представлены здесь очень обобщенно.

Во многих индивидуальных заданиях гораздо больше возможностей и необходимостей принимаются во внимание, чем было указано выше.

Например, главная схема может быть исследована на основе различнейших частных напряжений — значение отдельных частей построения с учетом их веса, центра, характера формы и т. д. (см. рисунок 1, вверху — объединенная тема, внизу — различные конструктивные интонации).

Рис. 4

при этом надо иметь в виду следующее:

1. обучение рисунку в Баухаузе является воспитанием умения наблюдать, точно видеть и точно изображать не только внешний вид предмета, но и конструктивные элементы, их закономерные силы = напряжения, которые можно обнаружить в данном предмете, закономерное построение которых и есть воспитание точной наблюдательности, точной передачи взаимосвязей, при этом поверхностный внешний вид предмета есть входная ступень в пространственное.

2. обучение рисунку построено на методе, который во всех моих других предметах остается одним и тем же, который, по моему мнению, должен быть методом и во всех других областях (см. мою статью «Художественная педагогика»).

Комментарии

Впервые: Analytisches zeichnen // Bauhaus (Dessau). 1928. № 2-3. S. 8, 10—11.

Статья была опубликована в газете «Баухауз» одновременно со статьей «Художественная педагогика». Курс «Аналитический рисунок» был одним из первых курсов, которые Кандинский начинает вести в Баухаузе. В первом семестре этот курс являлся обязательным для всех студентов пропедевтического отделения.

В контексте творчества Кандинского — курс аналитического рисунка можно рассматривать как своеобразную систематизацию его собственного пути к абстрактной форме. Основные задания этого курса — и это наглядно демонстрируют многочисленные учебные работы, хранящиеся в музее-архиве Баухауз в Берлине, — были направлены на развитие умения обобщать и упрощать форму конкретного предмета, доведение ее до простой, ясной абстрактной схемы, передающей его конструктивную особенность. Он стремился научить будущих художников ясному видению, логике построения, пренебрегая второстепенными и малозначительными деталями, учитывая законы равновесия, параллельных конструкций и больших контрастов, и, таким образом, проецировал свой формообразующий метод абстрактной живописи на конкретный педагогический процесс.

Перевод с немецкого Н.И. Дружковой

«Синий всадник». Взгляд назад

Многоуважаемый г. Вестхейм!

Вы пригласили меня оживить мои воспоминания о возникновении «Синего всадника».

Сегодня — спустя так много лет — желание это оправданно, и я исполню его охотно.

Сегодня — спустя так много лет — духовная атмосфера Мюнхена, города, который несмотря на все остается дорогим для меня, изменилась основательно. Швабинг, в те дни такой шумный и беспокойный, стал тихим — ни звука не доносится оттуда. Жаль прекрасный Мюнхен и еще больше жаль уже почти комичный, изрядно эксцентричный и самодовольный Швабинг, на улицах которого человек — мужчина или женщина — без палитры или без холста, или, по меньшей степени, без папки немедленно обращал на себя внимание. Как «чужак» в «гнезде». Все рисовали... или писали стихи, или музицировали, или увлекались танцами. Под крышей каждого дома можно было найти по крайней мере два ателье, где порой не столько много писали красками, сколько дискутировали, диспутировали, философствовали или изрядно выпивали (в меру кошелька — чем более по моральным обстоятельствам...).

«Что такое Швабинг?» — некто из Берлина однажды спросил в Мюнхене.

«Это северная часть города», — сказал один мюнхенец.

«Отнюдь, — ответил другой, — это состояние ума». И это было правильно.

Швабинг был духовным островом посреди широкого мира, в Германии, в основном даже для Мюнхена.

Здесь жил я долгие годы. Здесь написал первую абстрактную картину. Здесь вынашивал свои мысли о «чистой» живописи, о чистом искусстве. Я стремился, в противовес «аналитическому», открыть синтетические взаимосвязи, мечтал о приходе «великого синтеза», чувствуя себя обязанным передавать мысли не только окружающим на моем острове, но и человечеству вдали от него. Я считал их плодотворными, необходимыми.

Так появилась сама собой из моих беглых заметок «pro doma sua» [букв., за свой дом (т. е. по личному вопросу) (лат.)] моя первая книга «О духовном в искусстве». В 1910 году я положил ее, полностью законченный текст, в ящик стола, так как ни один издатель не имел мужества рискнуть (как оказалось, совсем незначительно) деньгами на публикацию.

Даже теплое сочувствие, высказанное великим Гуго фон Чуди, не дало ничего.