Сопоставляя итальянский «народный язык» – «вольгаре» – с латынью, Данте в общем и целом склонен поставить выше латинский язык. Позже, в труде «О народной речи», поэт изменит свое мнение в пользу «вольгаре»[795]
. Здесь же, в «Пире», несмотря на горячие признания в любви к итальянскому языку («во мне не просто любовь, а совершеннейшая любовь к нему»), Данте все-таки отдает (по крайней мере, теоретически) пальму первенства латинскому. Он отмечает большую разработанность латинского языка, его удобство для выражения отвлеченных понятий, точность конструкций и стабильность лексики. «Народный язык повинуется обычаю, а латинский – грамматическому искусству»[796]. Правда, Данте заявляет, что итальянский превосходит провансальский, французский и другие «народные» языки.Правда, автор «Новой жизни» восторженно прославляет достоинства «вольгаре», подчеркивая, что «на нем можно изложить высочайшие и новейшие мысли пристойно, полно и изящно, почти как на латинском»[797]
. И все-таки, «латинский язык повелитель народного языка»[798].Это очень любопытно. Повторяем, впоследствии поэт стал смелее отстаивать итальянскую речь, но сейчас нас интересуют не лингвистические идеи Данте. Если он в период написания «Пира» полагал, что «вольгаре» кое в чем уступает латинскому, то почему «Пир» создан именно на «вольгаре»?
Данте перечисляет три причины: было бы неуместно к итальянским канцонам сочинять латинский комментарии; им руководила «естественная любовь к своему языку»; итальянский язык доступен гораздо большему числу людей[799]
.Первое соображение носит формальный характер. Психологическое соображение – «естественная любовь» к «вольгаре» не объясняет, почему трактат «О народной речи» Данте поздней напишет все же на латинском. Остается социальный довод. И это решающий довод.
Трактат «О народной речи» охватывал специальный круг вопросов, и для него целесообразно было избрать латинский язык – язык тогдашней образованности. Цель «Пира» – иная. «Новейшие мысли», высказанные в нем, отвечали интересам итальянских пополанов.
«Латинский язык одарил немногих, но вольгаре поистине послужит многим». Те, к кому обращается поэт, не знают латыни. А если кто-нибудь и знает, то «одна ласточка не делает весны». Латинский «не всем близок», но «вольгаре» «дружен со всеми». Вот простая истина, которую Данте повторяет на разные лады десятки раз[800]
. Написанный на латинском языке «Пир» был бы доступен только образованным людям, «остальные же его бы не поняли». Не таков замысел поэта. Его «Пир» должен был стать «всеобщим пиром», где нашло бы духовную пищу «почти бессчетное число тех, кто ее лишен». «Дать одному и усладить одного – это хорошо, но дать многим и усладить многих – это еще лучше, ибо похоже на благодеяния Бога, который оказывает их всему миру». «Вольгаре нас связывает с самыми близкими людьми, с родственниками, с нашими согражданами и с нашим народом. Это и есть вольгаре, и он не просто близок, но в величайшей степени близок каждому». Нет никаких сомнений в том, что Данте рассчитывал на массового читателя. Такого читателя в тогдашних условиях могла дать только пополанская среда.Впрочем, нам незачем ограничиваться косвенными умозаключениями. Данте высказывался открыто. Среди тех, кто не разделяет его взглядов на значение итальянского «вольгаре», он усматривал две категории. Одни – «отвратительные и зловредные итальянцы» с «распутными языками», поносящие народную речь из зависти к тем, кто владеет ею лучше их, или из желания похвастать ученостью. Данте называл их «лживыми поводырями», явно имея в виду своих противников, принадлежащих к пишущей братии.
Другие – это «слепые и обманутые», «которым почти нет числа». Доверившись поводырям, они «угодили в яму ложного мнения» и не знают, как оттуда выбраться. Среди слепых – «особенно лица пополанского звания (le populare persone), занятые всю жизнь каким-либо ремеслом». «И так как нельзя в мгновение ока облечься в одеяние моральной или интеллектуальной добродетели, приобретаемой лишь опытом, – а они свой опыт обретают в каком-либо ремесле и не заботятся о том, чтобы разбираться в иных вещах, то они и не в силах обрести разумение». И часто эти люди кричат так, что выходит: «Да здравствует наша смерть» и «Да сгинет наша жизнь». Они подобны стаду овец, прыгающих вслед за одной[801]
.Следовательно, «лица пополанского звания» обычно ошибаются в вопросах, выходящих за рамки их повседневного опыта, и повторяют традиционные глупости, противоречащие их истинным потребностям. Данте резко отличал этих «слепых», повинных только в невежестве и в доверчивом следовании предрассудкам, от «поводырей». «Поводырей» он ненавидел, «слепым» хотел помочь. Именно к ним обращен его трактат.