Избранные труды в 6 томах. Том 1. Люди и проблемы итальянского Возрождения

Какими бы далекими ни казались житейские наставления тертого флорентийского толстосума, обучающего своих детей великому искусству наживы, от благородной страсти Улисса к бесстрашному познанию мира, – все же рассуждения Морелли есть, так сказать, социальная изнанка речей дантовского героя. Здесь уместно вспомнить известные замечания Маркса, сделанные в связи с анализом мелкобуржуазной идеологии: «…не следует думать, что все представители демократии на самом деле лавочники или поклонники лавочников. По своему образованию и индивидуальному положению они могут быть далеки от них, как небо от земли. Представителями мелкого буржуа делает их то обстоятельство, что их мысль не в состоянии преступить тех границ, которых не преступает жизнь мелких буржуа, и потому теоретически они приводят к тем же самым задачам и решениям, к которым мелкого буржуа приводят практически его материальные интересы и его общественное положение. Таково и вообще отношение между политическими и литературными представителями какого-нибудь класса и тем классом, который они представляют»[829]

.

Вот почему, как ни чужд Данте пошлой ограниченности Морелли, этого типичного представителя «жирного народа» Флоренции, все-таки великий поэт, бичевавший корыстолюбие «толстых» и «далекий от них, как небо от земли», отражает в теоретической сфере интересы именно нарождающейся буржуазии, когда он воспевает человеческое познание.

«Все люди по природе своей стремятся к знанию», «в знании заключается высшее совершенство нашего счастья». Это одна из излюбленных мыслей Данте[830]

. Способность познания получена человеком от Бога для достижения блаженства. Мудрость – «супруга небесного императора». «О вы, что хуже мертвецов, избегающие дружбы с нею, откройте глаза и взгляните…»

Но какого рода мудрость предлагает Данте взорам своих читателей? Он может, например, досконально описывать иерархию ангельских чинов, порядок небес и расселение на них херувимов, серафимов и прочих. И для вящей убедительности ссылаться на овидиевские «Метаморфозы». Эта причудливая смесь католического и античного встречается у Данте повсюду. В «Комедии» он просит благословения у «святых муз» и Аполлона. Стражем чистилища оказывается римский республиканец Катон Утический, проводником поэта – Вергилий. С того момента, когда Данте и Вергилий садятся в челн перевозчика мертвых душ Харона и пересекают воды Ахеронта, мы вступаем не только в загробное царство христианства, но и в страну античной мифологии. Плутос, Минос, Цербер, кентавры – мифологические персонажи в облике католических чертей. Античные сюжеты, имена, реминисценции непринужденно переплетаются с библейскими сюжетами и именами современников поэта. Данте стоит у истоков того культа античности, который дал само название Возрождения.

Культ античности сочетается у Данте с культом разума[831]

. «Жить для человека – значит мыслить». Тот, кто не ведает жизненных целей и путей, мертв. «Иной может спросить: „Как же это он мертв, но ходит?“ Отвечаю, что в нем умер человек и осталось животное». Человеку присущи три способности – способность к жизни (ею обладают уже растения), способность к ощущению (ею обладают уже животные) и способность к мышлению. Только последнее – собственно человеческое свойство. Между тем «подавляющая часть людей живет скорее согласно ощущению, чем разуму». Такие люди «имеют человеческую видимость, но душу овцы или еще какой-нибудь твари». Человек заключает в себе возможности низших форм, растительной и животной, в сочетании с главным и специфическим – логическим мышлением.

И вот душа, слиянная в одно,Живет, и чувствует, и постигает.

Эта классификация не является изобретением Данте. Он пользуется, как и во многих случаях, сочинениями знаменитого схоласта Фомы Аквинского. Дантологами написаны десятки книг, в которых устанавливается, кому из предшественников обязан Данте теми или иными рассуждениями и определениями. Одни доказывали, что Данте в богословии и философии – верный ученик Фомы.

Другие полагают, что Данте испытал – через произведения Альберта Великого – сильное влияние арабско-греческой философии, в частности Аверроэса. Для обоих утверждений есть веские основания.

Но слишком часто упускали из вида, что Данте умеет быть смелым и оригинальным мыслителем даже тогда, когда он внешне ограничивается пересказом чужих положений. Он действительно многое берет у Фомы Аквинского. Однако берет не все без разбора, а лишь то, что нужно и важно ему, Данте. Подчас готовые определения из арсенала схоластики он ставит в новую связь. Осмысливает по-своему. Неожиданно переставляет акценты. И схоластические формулы наполняются гуманистическим содержанием. Поэтому Данте бывает ближе к ренессансной эпохе, чем кажется с первого взгляда.